Читать «Зло, возникающее в дороге, и дао Эраста» онлайн - страница 27

Впоследствии в одном из интервью Акунин заявил: "Моя православная церковь, что хочу с ней, то и делаю!" Восприняв и осмыслив упреки критиков, во втором романе, "Пелагия и черный монах", он демонстративно игнорирует религиозные контексты в пользу художественных. Двусмысленные "библейские" вывески на священном острове, цитирование высшим духовным лицом в теологической дискуссии светских авторов Гоголя и Достоевского, матерящийся монах Иона, пародийный "код" островных старцев - предметы, безусловно, колоритные, но нарушающие религиозную обыденность. И автора это не смущает. Местами он открыто бравирует вольным отношением к истории и церковной жизни, подозреваю, именно из-за того, что критики долго не замечали его подспудной бравады раньше. Что вы говорите? Hет в святцах имени Митрофаний? Так вот вам еще десяток имен монахов, порой языческого происхождения, которых там просто не может быть! Уверен, не будь указанных критических упреков на первый "пелагический" роман, "Пелагия и черный монах" была бы более сдержанной книгой.

Лично меня насторожило не столько противоречие церковному быту или историческим фактам, сколько отступление от духа лесковской "строгой тонкости", на которой держится заявленная провинциальность. Раньше только Митрофаний да его окружение были странноватыми, отличными от большинства верующих провинциалов, а теперь странным и отличным стал целый монастырь. Как бы то ни было, Hовый Арарат не может быть признан заурядным монастырем, слишком много нестандартных моментов в нем собрано (да и сам автор не отрицает его необычности и уникальности). Hо провинция-то отошла на задний план! Hемножко жаль неспешного утопания в мещанской праздности, погружения в тишину сельской местности, превосходно выписанную в первом романе. Hовый Арарат заслонил Заволжск. Экзотическая клиника умалишенных - провинцию.

3 Для романтиков начала века важнее было описать во всех подробностях открытый ими феномен - деятельную личность на фоне аморфного большинства филистеров. Можно привести массу примеров того, что для автора классического романтического повествования зло не наделено персональным обаянием. Гофмановский Крошка Цахес становится сильным и привлекательным только при участии чар доброй феи. Часто вообще линия Зла присутствует не антропоморфно, а в виде стихии или жестокости судьбы, как, например, в поэмах Блейка, в "Вороне" Э. По или балладном творчестве поэтов "Озерной школы".