Читать «Мясная лавка в раю» онлайн - страница 17

Прекраснозадые сирены в кандалах поют под аккомпанимент вихлявого галопа годовалых жеребцов-амфибий в ожерельях из морских зубов. Развоплощенные на этом пляже минерального слияния, станьте свидетелями концентрической жестокости наших богов и очагов. Сей перешеек патрулирует сам Жиль де Рэ, в одеждах, сотканных из слизи тысяч детских семяизвержений; его власа - из чистой кожи, выдубленной островными джунглями, глаза свирепые колеса катерины из злата средиземья, руки - жабьи клешни, впервые преломившие пресный свет солнца над песчаными лагунами во время позабытых мезозойских сдвигов.

Вручите мне теперь Грааль, что я искал тысячелетья, спеленывая ветхий торс мотками свежего виверрового мяса, заткнувши собственные экстатические крики хрусткими коростами, содранными с пизд трепанированных шлюх, опутайте мои раздувшиеся чресла ржавой проволокой и стеклянным ломом, потом со страшной силой киньте меня в жуткую купель с кипящей ртутью, приковав к моим соскам две наковальни из свинца, чтоб я в блаженстве погрузился в самые пучины, где меня трахнут в жопу сходные с дубинами пронырливые щупальца кальмара-воеводы.

В эту энтропическую ночь мои гортанные восторги угрожают разгромить саму твердь неба и его аннигилирующие звезды, и яростные вторящие вопли моих сестер-волчиц сминают злые ледяные просеки; песнь наша поднимается до рая в ледниковой накипи белка, конфигурации краснеют в тот момент, когда луна, черна как смоль, выкатывает диск над горизонтом, в рубинах вен, как сыр протухшей плоти. Внизу, в лесах, резвится некрофил с ригидными супругами, коричневая шкура блещет жирными пиявками, покрытый язвами сухой язык жаждет молозива ректальных родов. Безобразные смоляные ляльки сосут сверхсчетные сосцы своей ведьминской матки, рубище грубой ткани на ощипанном лобке едва скрывает сернистые губы пропасти гнилого мяса, крепко зашитой медной нитью. Магические прелести, хребты домашней птицы и уродливые чучела болтаются, свисая из зигзаговидных швов.

Вообразите все дичайшие видения ночного вора, что пронзен вилами молний в ходе дефекации на свежеоскальпированный череп; они - ничто в сравненье с этими полночными картинами. Где желчь слетает наземь с губ, твердящих заклинания, сожженная земная твердь с грохотом расходится, выплевывая кости трахнутых инфант. С деревьев сыплется лишайник экзорцизма, яды доминируют. Мы втягиваем внутрь, выбрасываем вон, вновь втягиваем внутрь дородовую анусную ауру кладбищенской эротики.

Голый средь кудахчущих дубов, качая раскаленный спинной мозг из дьяволова ректума, я прохожу по авеню печей. Кентавровая тень вломилась в мои кости; затмение явилось, чтоб время прервалось, размолотое мясо, почернев, валяется повсюду. Катарсис, оргазм экскрементов, зарубив меня, бросает труп в своей зловещей полутени. Луна, восполненная стазисом прилива, лакает сок из черепной коробки, размозженной тыквы. Жиль де Рэ экзаменует пробный камень, извлеченный из его слепой кишки, жемчужину столетней выдержки. Сие дитя содома - редкий самородок, отдающийся во власть самой прекрасной из алхимий. Как отец, вынимающий странные яйца из позорного стула его сыновей, содрогаясь в лучах анемичной любви, копромаг превращает презренное вещество из его разрозненного кишечника в ярко сверкающую броню, подходящую лунным богиням. Вся субстанция ярко освещена, бесценность навоза становится очевидной даже взгляду священника.