Читать «Ночной ковбой (сборник)» онлайн - страница 61

И он понял и осознал значение слов "в мое время". Он и сам произносил в жизни эти слова многократно и неосмысленно - мол, вот в мое время было так, а не так, как сейчас. Но то, что у него есть свое время, по-настоящему понял он лишь недавно. И у каждого человека оно есть - время, которое принадлежит только ему, а другим не принадлежит. Но в старости это "мое время" становится безраздельной собственностью, попадает во власть человека, прожившего его поминутно от рождения до текущих и истекающих дней. Наверно, поэтому старику Полухину легко вспоминалось все - из любого отрезка прошедших лет. То есть не вспоминалось. Виделось. Что лишний раз подтверждает гипотезу о замкнутости личного человеческого времени, о временн`ом круге старости.

Когда время, идя вперед, уходит и остается сзади, а ты, родившись и до определенного возраста - тоже идешь вперед, шагая в ногу со временем, прошлое от тебя все удаляется и удаляется и, значит, вспоминать его чем дальше, тем труднее. Потом ты останавливаешься и уже никуда не идешь, а стоишь в ожидании. И тогда время - твое время - не может идти как прежде, поскольку получится, что оно тебя бросило и пошло без тебя. Кстати, общее время так и поступает. А твое время не может тебя бросить, и оно перестает идти вперед и уходить, оставаясь сзади, и начинает обходить тебя, закругляться, окружать. Пока не превратится в круг с тобою в центре. И таким образом все события, все дни, какие ты прожил, оказываются, как уже было сказано, на окружности, на одинаковом от тебя расстоянии, все в пределах видимости, в пределах досягаемости. Мало того, они становятся все ближе к тебе - потому что замкнувшись, круг начинает сжиматься. И когда он сожмется окончательно и превратится в точку - ты умрешь, потому что ты и есть эта самая точка, и деваться тебе из нее некуда. Нельзя убежать из точки. Из точки можно только одно - исчезнуть.

Возможно, старик Полухин все это стал понимать и не столько понимать понимают это в общем-то все, - сколько осознавать. Осознавать не отвлеченно, не в общем и целом, а применительно к себе. И все остальное, его окружающее, перестало для него быть и существовать. Потеряло всяческий смысл и живой интерес. Старик стоял в центре своего круга и наблюдал за его медленным коловращением, понимая, что стоит в центре воронки, и она неспешно его засасывает. Так, во всяком случае, ему представлялось.

Но он не испытывал никакого страха перед надвигающейся бесконечностью, и других тому подобных страхов - не испытывал. Он, скорее, играл своим кругом, развлекался, останавливая взгляд на каком-нибудь его отрезке и получая этот отрезок - отрезок ушедшего несуществующего времени - в свое безраздельное пользование и распоряжение. Правда, не совсем в безраздельное. Как-то старик Полухин попробовал увидеть один незначительный эпизод своего детства не так, как было в реальности прошлого, а по-другому. Специально попробовал его изменить. И ничего у старика Полухина не получилось. Эпизод на одном и том же месте заклинивало, и он возвращался в свое начало. И старик Полухин, Полухин-ребенок, мальчик, все убегал и убегал от страшных дворовых мальчишек в фуражках, а она стояла у подъезда своего дома, всхлипывала, теребила ленту и видела, как он вместо того, чтобы героически принять неравный бой, бежит, мелькая ногами. И по щеке у нее замедленно катилась слеза. И подкорректировать, подправить позорное бегство, просто в своем воображении, в своей памяти подправить, не мог старик Полухин. Хотел и не мог. И случай, когда мужик тот скользкий свалился в вестибюле на пол вспоминался неизменно, со словом "инфаркт" в финале, и никак по-иному увидеть его не удавалось. С другими эпизодами все выходило точно так же. Они не поддавались корректировке и правке, а повторялись в одном нерушимом окаменевшем варианте - так и никак иначе. Видимо, прошлое все же нельзя изменить. Даже не имея корыстных, далеко идущих целей, даже для себя, для собственного маленького удовольствия - когда никто об этом и не узнает. Оно - прошлое - не терпит над собой никаких манипуляций, противится изменениям, а тем, кто пытается его изменить насильственно - как-нибудь обязательно препятствует. Или и того хуже - мстит. Прошлое может быть мстительным. Если, конечно, ему как следует насолить или же хорошо, основательно, в нем нагадить.