Читать «Комета Лоренца (сборник)» онлайн - страница 44

Александр Хургин

Но дело не в этом. Да, так вот улица все равно была засыпана мусором. Он торчал из травы на обочине, растаскивался ветром и ногами прохожих, и колесами автомобилей. Казалось, что его вообще никогда не убирали. Не убирали со времен очаковских и покорения Крыма. А может, и еще с более древних времен.

В мусоре рылись бездомные собаки6 и люди, они надеялись найти в нем что-нибудь съестное или не утратившее какую-либо иную пользу. Но удавалось им это нечасто. Потому что мусор, он и есть мусор. И стал он мусором именно потому, что всю свою пользу уже утратил. Хотя польза - понятие растяжимое, и для одного в предмете нет ничего, а другой находит в нем что-то для себя нужное и необходимое до зарезу. Серега видел, как одна большая собака на глазах у трех маленьких шавок доставала из дупла обертки из-под мороженого и облизывала изнутри, наступая на них передней лапой, а облизав, отпускала, и они двигались, шелестя и шурша, подгоняемые ветром. А люди искали брошенные другими людьми бутылки, сдавали их тут же, неподалеку за копейки приемщикам, которые в свою очередь сдавали их, но уже оптом, тем, кто производит всевозможные поддельные напитки, как спиртные, так и прохладительные. Ну и еду некоторые из них тоже искали - те, кто совсем опустился на дно существования. Еду, окурки и Бог весть что еще. Потому что за последние несколько лет образовался целый параллельный мир, живущий за счет отходов и отбросов основного мира. Хотя какой из них основной, определить невозможно. Это для кого как. Миры просто образовались и существуют каждый сам по себе, в своем отдельном измерении - условно один выше, другой ниже, - и если из верхнего в нижний попасть можно, то обратно - нет. Обратной дороги не существует или она существует, но ее ни найти невозможно, ни, найдя, преодолеть. А главное мало кто эту дорогу ищет. Человек, в большинстве своем по природе не склонен бегать из одного мира в другой, он склонен привыкать ко всему и приспосабливаться. Не скажу обо всех людях, но бомж Сеня считал именно так. На собственном богатом опыте. Причем Сеня он не обычный какой-нибудь рядовой бомж был, он статью в газету написал и ее напечатали, а другая газета у него целое интервью взяла. То есть он был бомж приличный и обеспеченный. И непьющий. Абсолютно. Он говорил, что пьянство и наркомания есть проявление естественного отбора природы, а я, говорил, под каток этого беспощадного отбора попадать не хочу и не намерен. Поэтому плату за свой труд он брал исключительно съестным - яйцами, хлебом, маслом, сметаной и мясом. А летом - плюс овощами и фруктами. Жил Сеня в деревне, недалеко от города, в заброшенной, ничьей хате. Занял ее произвольно, подлатал - чтоб с крыши потоков не лилось - и жил. Его местные власти, конечно, проверили, забрав один раз в милицию. Выяснили, что он нигде не прописан, что алиментщик злостный, и отпустили. Сделать-то ему ничего нельзя было. В условиях всеобщей безработицы и дефицита рабочих мест. Если б ему работу предоставляли, а он работать не хотел, тогда да, тогда его и посадить можно было, но ему же никто работу предоставить не мог. Кроме, конечно, старушек деревенских, которым он то дверь сделает, то стол, то печь починит, то утюг. Но это все были одноразовые неофициальные работы. И жить они позволяли неплохо, а приобрести статус общественно полезной человеко-единицы возможности не обеспечивали. Так же, как и алименты платить. К чему Сеня искренне, всеми фибрами души, стремился. Но осуществить свое стремление ему не удавалось. И он эти свои постоянные неудачи переживал тяжело. В моральном смысле. Ему было жалко своего родного ребенка, принадлежащего жене, который рос без его помощи и участия, пока не вырос.