Читать «Одиссея самурая, Командир японского эсминца» онлайн - страница 152
Тамеичи Хара
Какое-то непонятное чувство счастья и восторга охватило меня. Огромное количество выпитого алкоголя начало действовать, я почувствовал головокружение, покачнулся и внезапно стал совершенно пьяным. Слезы потекли по моим щекам, я прильнул к надстройке и закричал:
- Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай! Ниппон Банзай! "Яхаги" Банзай!
Это было последнее, что я запомнил из этой незабываемой ночи. Учино дотащил меня до каюты, где я рухнул на койку.
На следующий день была пятница, 6 апреля, я проснулся в 06:00. Погода была прекрасной, когда я вышел на палубу и глубоко вдохнул освежающий морской воздух.
К моему удивлению, никаких следов похмелья не было. Голова была чистая и ясная.
На всех кораблях кипела работа. С "Яхаги" еще необходимо было снять много совсем ненужного нам в последнем походе груза. К борту постоянно подходили баржи и лихтеры.
- Доброе утро, командир, - приветствовал меня подошедший Учино.
- Доброе утро, Учино. Прекрасный день, не правда ли?
- Даже слишком прекрасный, командир. В 01:00 над базой пролетал "Б-29", а в 04:00 - еще два. Противник внимательно следит за нашим соединением.
Я молча кивнул. Это было как раз то, чего я и ожидал. Постояв на палубе несколько минут, глядя на берег, я спустился в каюту. День обещал быть очень загруженным и времени терять было нельзя. Корабль жил по обычному распорядку. После утренней уборки экипаж выстроился на палубе, приветствуя флаг Восходящего Солнца, поднятый на гафеле крейсера.
В 10:00 пришел мой вестовой и доложил:
- Господин капитан 1-го ранга Хара, через 15 минут на берег уходит последняя шлюпка. Не хотите ли вы что-нибудь отправить с ней?
- Мне нечего отправлять, сынок, - ответил я. - Совсем нечего.
Когда вестовой вышел, я неожиданно подумал, что надо бы отправить прощальное письмо своей семье. Мне так много хотелось им сказать, а время летело так быстро, что я поспешно написал несколько строк, которые моя жена сохранила до сегодняшнего дня: "За прошедшие два года Объединенный флот уменьшился до невероятных размеров. Я готовлюсь выйти в бой в качестве командира единственного оставшегося в строю крейсера "Яхаги" водоизмещением 8500 тонн.
Со мной мой старый добрый друг контр-адмирал Кейцо Комура, вместе с которым мы будем сражаться в отряде надводных кораблей особого назначения. Это налагает большую ответственность и является огромной честью для меня быть командиром корабля в этом походе к Окинаве.
Я счастлив и горд этой возможностью. Гордись мною. Прощай".
Я запечатав письмо и бегом бросился по трапу к отходящей уже шлюпке.
Вернувшись в каюту, я понял, что все волнения и страхи куда-то улетучились. Я уже не думал о нашем походе как о самоубийственной акции, а был полон решимости сражаться до последнего. В иллюминатор моей каюты были видны стоящие неподалеку эсминцы нашего отряда. Я глядел на них, вспоминая, через какой огонь и ад прошли эти еще уцелевшие корабли.
"Юкикадзе" (Снежный ветер) выходил невредимым из многих ожесточенных боев. Он соперничал с моим "Сигуре" за прозвище "Неповреждаемого и Непотопляемого". Я вспомнил песню, которая была так популярна на Труке и в Рабауле: