Читать «Мое образование (Книга Cнов)» онлайн - страница 98

Уильям Сьюард Берроуз

Когда ты не молвил день и расщепил час

Я подумал: Что секундам делать после часа?

И еще подумал: Минуты здесь должны пройти.

Так сказал Эдгар Аллан По

В краткий миг пред тем как мертвые эоны

обвинили живые месяцы ни за что и за все

Но никто и ничто не смогло залечить раскола

когда время стенало точно отрезанный коралл

И времени не оставалось больше, чтобы затянулись

раны пробитого времени сочащегося в

пустоту использованных бритв в

сердце ревущего Техаса

Ибо порок их невозможно исцелить

Лучше отнести его к волнам что

унимают пластыри дождливых дней

И завершить отчаянные вспышки

спрея с краской поперек накрененных омутов

Унынья и ртутных отравлений

Ибо нет успокоенья в пригородной зоне для

лилового стенанья утраченной бугенвиллии

Поскольку только после всего нынешнего и ныне

писанного эоны назад сломанной каменной мотыгой

согбенной тяжестью веков встает он

и протягивает тебе свои ныне-мозолистые

руки что портят affreuse(100) баббл-гама,

фривольность, зубками вставными

в вопящем черепе, расплавленным свинцом

в ухо исходящее на крик и хрупким

нюансом сального страха. Еще не

поздно перевернуть эту страницу.

Я дожидаюсь Пола Клейна из Галереи Клейна в Чикаго -- он должен прийти и отобрать картины для предстоящей выставки. Звонок в дверь. Я открываю, там, на резиновом коврике с выдавленной надписью "Добро пожаловать", стоит человек. Я жестом приглашаю его зайти. Жестом прошу садиться в кресло из зеленой искусственной кожи, довольно удобное, куплено за пять долларов на соседской распродаже. Сам сажусь в нескольких футах от него за круглый столик с лампой, которая зажжена постоянно. Он подходит и подсаживается ко мне за столик.

-- Мне хочется быть поближе к вам, -- говорит он.

У него с собой потертый дипломат, и он извлекает оттуда какие-то брошюры. О брошюрах я помню только то, что некоторые фразы там набраны крупнее и жирнее, чем другие. Но одно слово застревает в памяти, и с тех пор я никак не могу найти ту брошюру, за которую отдал ему два доллара. (Тогда еще существовали двухдолларовые купюры.) О самом человеке я тоже ничего не могу припомнить, кроме той близости, которую он оставил после своего ухода. Ни толстый, ни худой -- ни молодой, ни старый. Единственное впечатление -- его серое присутствие.

Вскоре после этого приехали Клейн с женой и выбрали картины.

Я поехал на открытие выставки, где продали три картины.

Снова в Лоуренсе, у себя дома с двумя спальнями, я делаю заметки на каталожных карточках. Я написал: "Ив Клейн иногда поджигал свои холсты" (я тоже так поступал с деревянными скульптурами, и результаты иногда оказывались хорошими), -- когда приезжает Джеймс и говорит мне, что Галерея Клейна, фактически -- весь квартал, где располагалась галерея, сгорела до основания. Никаких свидетельств того, что к пожару имел отношение сам Клейн.

Следует помнить, что Ив -- не совсем имя, скорее обращение, вроде "мистер". Любой Клейн, любой маленький человек мог перепутать провода, бросить сигарету (не до конца погашенную) в мусорную корзину. Он приехал туда первым. Из огня спасся кот, его назвал Болидом и унес домой прохожий.