Читать «Защита поэзии» онлайн - страница 34

Сидни Филип

Несомненно (по крайней мере, для меня несомненно), что у многих малообразованных придворных более звучный слог, нежели у некоторых ученых мужей, и причину сего я вижу в том, что придворный следует в своих занятиях Природе и потому (хотя он того и не знает) поступает в согласии с искусством, но не в зависимости от него, тогда как другой, прибегая к искусству, дабы явить искусство, а не скрыть его {209} (как надлежало бы сделать), бежит от Природы и воистину извращает искусство.

Что это? Похоже, что меня, заблудившегося в Риторике, пора загонять обратно в Поэзию, но столь сходны они в отношении словесном, что, я полагаю, это отступление вознаградит меня более глубоким пониманием. Это, разумеется, не значит, что я берусь учить поэтов, как им должно творить, но, зная, что я болен той же болезнью, распространившейся среди сочинителей, хочу указать лишь на один-два ее признака; так, взглянув на себя со стороны, мы, может статься, придем к должному пониманию, как нам обращаться с содержанием и его упорядочиванием. Язык же наш, поистине способный к любому благородному упражнению, наделен великими возможностями. Я знаю, что кое-кто вспомнит, будто он являет собой смесь языков. А почему бы н не взять лучшее из того, что есть в других языках? Кое-кто скажет, что ему нужно поучиться грамматике. Напротив, он достоин хвалы за то, что грамматика ему не требуется, ибо грамматику можно обрести, но он в ней не нуждается, ибо не обременен различиями в падежах, родах, наклонениях и временах, которые, полагаю, и были проклятием Вавилонской башни {210}, да и теперь заставляют посылать детей в школу, дабы учили они там свой родной язык. В том, что является назначением речи, в благозвучном и соразмерном выражении суждений нашего разума, он равен любому другому земному языку и особенно блещет соединениями двух-трех слов вместе, будучи в этом близок греческому и выше латинского, а это соединение суть совершенство любого языка {211}.

Итак, из двух видов стихосложения, которые существуют сегодня, один древний, другой - современный: в древнем важна была долгота каждого слога, и соотносительно с нею строился стих; в современном стихе соблюдается лишь количество слогов (да еще порой ударение), а подлинная его жизнь заключена в созвучии слов, которое мы называем рифмой. Много спорят о том, какой из двух видов совершеннее: древний (без сомнения) более согласуется с музыкой, и слова, и мелодия покорны долготе, и он способен выражать разные чувства низким и высоким звучанием тщательно рассчитанного слога. Второй благодаря рифме также дарит уху мелодию; поскольку же он доставляет удовольствие, хотя и иначе, то и он достигает цели. В обоих живет красота, и ни одному не занимать величия. Английский язык воистину более любого другого из мне известных нынешних языков пригоден для обоих видов стихосложения: итальянский для древнего вида столь переполнен гласными, что это чревато множеством элизий {212}; в немецком, напротив, согласные затрудняют скольжение мелодии; во французском языке нет ни единого слова с ударением на третьем от конца слоге, так называемой antepenultima {Предпредпоследней {213} (лат.).}; немногим более подобных слов в испанском, потому столь непривлекательны для них дактили. И ни один из этих изъянов не ведом английскому языку.