Читать «Высоцкий и его песни - приподнимем занавес за краешек» онлайн - страница 60

Горы преподносят нам неприятные сюрпризы -- не только в виде природных катаклизмов, но и душевных обвалов. Бывает, люди в горах раскрываются самым неожиданным и непостижимым не только для других, но и для самих себя образом. Как к этому отнестись -- вот в чем вопрос. Еще недавно все было ясно в нас и вокруг нас. Казалось, если не все можно предвидеть и предусмотреть, уж во всяком случае можно все объяснить. Для загадок в душе и мире не оставалось места. Так было совсем недавно. Теперь мы повзрослели. Поэт повзрослел на четверть века раньше.

x x x

Из нашего сегодня хорошо видно, что объективно рассказ Елисеева не о дружбе, не о надежности -- о бездонности человека. Проще: о том, какой он разный и загадочный. Вот ведь опытный, надежный, профессионал -- а в не самой сложной ситуации как подменили. Что взбунтовалось в этот миг в его душе? Что заслонило прошлый опыт?

В 1966 году Высоцкому, слушавшему Елисеева, было двадцать восемь. "А что было со Славой?" (самым физически пострадавшим в той истории), -- спросил ВВ. И написал песню об испытании на прочность.

Что он взял из рассказа Елисеева122 в песню о друге? А почти ничего -только крик Ласкина и его бездействие. Кое-что попало в текст из сюжета фильма "Вертикаль", вернее, из трактовки Высоцким характера своего героя (в прошлом у радиста Володи какой-то срыв, из-за чего, видимо, его и не берут на восхождение). Остальной материал поставило автору наше традиционное понимание дружбы (например, что друг познается в беде и т.п.)123.

Посыл, на котором строится сюжет, прост: если не уверен в человеке, испытай его в трудном деле -- подведет или нет. Тогда и узнаешь, каков он. Эта смысловая схема лежала в основе даже не столько рассказа Елисеева, сколько бытовавших в то время представлений о дружбе как фундаменте человеческих отношений. Те обертоны разыгравшейся в горах драмы, о которых сказано выше, в песню о друге не попали. Потому что психологически Высоцкий до нее не созрел. Но он не прошел мимо этой драмы человеческой души124. Годы спустя он напишет потрясающей искренности исповедь, истоки которой здесь, в "Песне о друге", в рассказе Л.Елисеева.

Дурацкий сон, как кистенем,

Избил нещадно.

Невнятно выглядел я в нем

И неприглядно...

... а после скажут: "Он вполне

Все знал и ведал!.." -

Мне будет мерзко, как во сне,

В котором предал.

Как просто судить других, помните: "Ласкин <...> вполне мог сбросить с отходящей скалы наши веревки -- и все было бы нормально". Но дело не в этих совпадениях, а в точке обзора. Больнее и чаще, как оказалось, нам выпадает копаться в собственных срывах. Зрелый поэт дал слово оступившейся душе (не впервые ли она затосковала в "Кораблях"?) -- и категоричное, подогретое азартом молодости Ты его не брани -- гони выплавилось в милосердное:

Если где-то в глухой неспокойной ночи

Ты споткнулся и ходишь по краю -

Не таись, не молчи -- до меня докричи...

И совсем уж прямая отсылка к песне о друге: