Читать «На море (Первая часть дилогии)» онлайн - страница 3

Не могу передать всех жестокостей по отношению ко мне! Даже сон - и в том мне было отказано! У меня не было ни матраца, ни гамака, я не захватил с собой никакой одежды, кроме того, что было на мне - школьного костюма и фуражки. Ни денег, ни багажа, ничего у меня не было. Все койки были заняты, а на некоторых спало по два человека, матросы были так бессердечны, что не позволяли мне спать на сундуках, стоявших возле их коек, не позволяли ложиться и на полу, который был совершенно мокрый, а местами весь заплеван. В одном из уголков палубы было местечко, где никто не потревожил бы меня, но там было ужасно холодно, а у меня не было никакого одеяла, кроме моей одежды, постоянно мокрой. Я дрожал и не мог уснуть, а потому перебирался на порожний сундук, но хозяин его, заметив меня, самым грубым образом сбрасывал меня на пол. Я был рабом не только старших, но всего экипажа, включая Снежного Кома - ужасного негра. Я чистил сапоги капитану и боцману, я полоскал бутылки на кухне и был на посылках у матросов. О, я был хорошо наказан за свое непослушание, навсегда излечен от своей страсти к морю!

II

Я долго молча переносил это ужасное существование. К чему было жаловаться? Да и кому? У меня никого не было, кто пожелал бы выслушать меня; все окружающие были равнодушны к моим страданиям, и никто из них не выказывал стремления облегчить мою участь или замолвить слово в мою пользу. Неожиданное обстоятельство, случившееся через некоторое время, привело к тому, что мне стал покровительствовать один из матросов, который, не имея возможности остановить грубостей капитана, все же был настолько силен, чтобы защитить меня от возмутительного обращения своих товарищей. Матроса этого звали Бен Брас. Не своими заслугами я, само собою разумеется, заслужил его покровительство; не было это и следствием нежной симпатии, ибо сердце его давно уже потеряло всякую чувствительность. Он на себе испытал жестокое обращение, и несправедливость сделала его черствым по отношению к другим; его грубые манеры и суровый вид были следствием перенесенных им страданий, хотя в глубине его души таилась большая доза доброты и сострадания.

Этот Бен Брас был прекрасным моряком, лучшим матросом на борту судна, чего не отрицали его товарищи, несмотря на то, что один или два из них могли даже соперничать с ним. Надо было видеть его, когда он во время шторма взбирался по вантам, чтобы взять брамселя на гитовы! Его прекрасные густые и вьющиеся волосы развевались по ветру, лицо, полное энергии, дышало спокойствием и отвагой, как бы вызывая бурю побороться с ним. Он был пропорционально сложен, высокого роста, гибкий и скорее жилистый, чем мускулистый, с гривой каштановых волос. По всему было видно, что он молод и годы не успели еще разредить и "обесцветить его роскошной шевелюры. Выражение его лица, загоревшего от ветра и солнца, было честным и добрым, несмотря на его старания казаться суровым. И, как это ни странно для моряка, у которого вообще нет времени бриться, у него не было ни бороды, ни усов. Никогда, даже в праздники, не надевал он ничего другого, кроме синей блузы, плотно прилегавшей к телу и четко обрисовывавшей его. Скульптор пришел бы в восторг от смелых и чистых линий его шеи, от широкой груди, которая, к сожалению, как у всех моряков, была испорчена татуировкой (она переходила и на его мускулистые руки) в виде якоря и двух соединенных сердец, пронзенных стрелой, букв "ВВ" и множества других инициалов. Таков был мой друг Бен Брас. А стал он мне покровительствовать после одного случая.