Читать «Голос из хора» онлайн - страница 96

Абрам (Синявский Терц

Нашел он мужа Фатимы Муртазал-Али.

- Мир тебе, о Муртазал-Али!

- Мир и тебе, о Ангел Смерти Мулкулмот!

Случаен ли твой приход, или ты прибыл по делу?

- Не случаен приход мой, по делу я прибыл:

По воле Аллаха пришел я за душою Фатимы.

- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,

Кто обмоет тело твое?

- О Господи Боже, Муртазал-Али,

Обмоют тело мое райские девы.

- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,

Где возьму я материю сшить тебе саван?

- О Господи Боже, Муртазал-Али,

Саван сошьет мне Ангел Джабраил.

- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,

Кому поручу я нести носилки с телом твоим?

- О Господи Боже, Муртазал-Али,

Носилки мои понесут райские девы.

- О Господи Боже, дочь великого отца Фатима,

Кому поручу я выкопать могилу тебе?

- О Господи Боже, Муртазал-Али,

Могилу мне выроет Ангел Джабраил.

В этой песне, столь целомудренно поддерживающей равновесие между святостью и человеч-ностью, сыновья Фатимы Хасан и Хусейн представлены маленькими детьми. В предыдущей песне о смерти Магомета, то есть - о событии более раннем по времени, те же Хасан и Хусейн выступа-ют взрослыми мужами. Восхитительна эта бездумная и порывистая расторопность искусства, строго преследуя истину, свободно перестраивать факты в зависимости от правды конкретного места и времени. В день смерти Фатимы ее сыновьям пускай они давно уже выросли - подобает оставаться детьми. Вспомним замечание Гете о правоте Шекспира, то наделявшего леди Макбет детьми, то в зависимости от характера монолога - изображавшего леди Макбет бездетной. Так же делал Рубенс в ландшафте с одним источником света, бросающим двоякие тени в противоположные стороны.

Как заискивают старики у молодых и здоровых: поговорить хоть немного. Снимет шапку, пожелает здоровья. - Ну как, - спросит, - заработок, сколько на харчи и что остается? - Как будто ему интересно. А ему все равно заработок, харчи. Нужно перемолвиться, поддержать себя сознанием, что он в силе еще, пускай с костылями, но тоже живой и в жизни все понимает. Как настоящий, как взрослый.

- Теперь девке - и платье купи, и брюки - купи!..

(О модах)

- Рубашка на нем - центровая!

- Портсигар - пластмассовый: положишь сигарету - дырку прожгет.

- Шарфик с этикеткой.

- И по культуре он выделялся. Разговор такой, сами понимаете. Перстень на нем золотой, с большим камнем. Шофер первого класса.

- Васек пищит.

(О кошке)

- У меня к кошкам серое отношение.

- Какие события разворачиваются? А вот какие.

- В 38-ом году захожу я в магазин, беру поллитру - нет, взял я две четвертинки, помню...

- Тары-бары, сараи-амбары.

- Закрой кашеглотатель!

- До сих пор не могу вложить себе в рамки, как все это произошло...

- А он каким-то способом остался жив.

- Тут не зависит от головы.

- Инстинкт свое играет.

- Ну, конечно, внутри у меня все волнуется, а на лице ничего не видно. Говорю: ноги мои, ноги, несите мою задницу!

- До гробовой доски наших детей!

По радио - женский смех. Как соловьиное пение. Ни от чего. Женщины любят смеяться. И даже существует особый сорт - хохотуши. Есть в этом что-то непостижимое. Холодное. Смеять-ся ни от чего. Это, наверное, какой-то физиологический смех. Как щекотка. Смех в отсутствии юмора. Как внешний раздражитель.