Читать «Гололедица» онлайн - страница 14
Абрам (Синявский Терц
- Скажи, Василий, кто такой Пушкин? - спрашивает меня жена за обедом.
- А это, милочка, один такой древнерусский писатель. Пятьсот лет тому назад его расстреляли.
- А кто такой Болдырев?
- Это, милочка, тоже один великий писатель. Автор пьесы "Впотьмах" и многих стихотворений. Двести лет назад его расстреляли.
- И все-то ты знаешь, Василий,- говорит жена и вздыхает.
Я стреляю из пушки, я стреляю из арбалета, я стреляю из катапульты. Они бегут. Мы бежим, бежим и вбегаем в город.
- Пойдем в подвал,- говорит Бернардо.- Есть одна девушка. К сожалению, уже умерла, но еще не закоченела.
Мы спускаемся. Девушка лежит на камнях - животом вверх. Ее лицо прикрыто задранной юбкой.
- Не годится,- говорю я.- Что скажет Дева Мария?
- Ей теперь все равно,- возражает Бернардо.
Он берет доску и подкладывает ей под крестец. Перекрестившись, я ложусь первым. Бернардо жмет ногой на рычаг. Девушка покачивается подо мной, точно живая.
- Поторапливайся,-говорит Бернардо.
- Молчи, не мешай мне,- отвечаю я и зажмуриваюсь... Я люблю тебя, Сильвия!
- Я люблю тебя, Грета!
- Я люблю тебя, Христофор!
- Я люблю тебя, Степан Алексеевич!
- Я люблю тебя, Василий!
- Я люблю тебя, мой котеночек, моя пуговка, моя устрица, мой бутербродик!..
- говорят он они мне и целуют в губы.
Тьфу!
Слепень бьется в стекло. Снег сверкает на солнце. В графине стынет молоко. Митя чихает.
Раз чихнул - обвал в Гималаях, обломки неба погребают нас вместе с носилками.
Два чихнул - молния ударяет в храм Пресвятой Троицы, гремит гром, горит крыша сарая, горят стога с сеном.
Три чихнул - наводнение, пастор Зиновий Шварц верхом на корове переправляет стулья в чехлах.
- Митя! - говорит мне дядя Савелий, откладывая "Московские ведомости".- Если ты не перестанешь чихать, я тебя высеку...
Несколько дней я провел дома, предаваясь этим видениям. Они были отрывочны, бессистем-ны, и мне никак не удавалось отделить одну мою жизнь от другой и расположить их в должном порядке, по восходящей линии. С другой стороны, отсутствие промежуточных звеньев, соединяю-щих смерть с рождением, также интриговало меня с научной точки зрения. Но, видно, подземные перегоны мне не дано было постичь, и потому логика всех этих превращений от меня ускользала и я не понимал, кому понадобилось делать из меня посмешище. То индеец, то, видите ли, итальянец, а то попросту невинный ребенок Митя Дятлов, скончавшийся неизвестно зачем восьми лет от роду где-то на рубеже 30-х годов 19-го столетия..
Лишь один раз предо мной приоткрылась завеса, опускающаяся в антрактах, и я увидел себя лежащим на столе, в чепчике, в кисейном платье, в позе трупа, вполне сформировавшегося и приуготованного к захоронению. Подле стола, не стесняясь, плакал навзрыд мой муж, а мои дети приподымались на цыпочки, с ужасом и любопытством взглядывая в лицо, уже начинавшее видоизменяться. Но сам я, живой человек, смотрел на эту сцену откуда-то сбоку и свысока, и я тоже плакал и кричал во весь голос, чтобы они подождали со мною прощаться, потому что, может быть, я соберусь еще с силами и встану. А также я просил, чтобы они убрали цветы, потому что меня мутило от этого запаха кондитерской. Но они не обращали на меня никакого внимания и скопом вынесли мое тело в дверь, как заведено, ногами вперед, и я бежал за ними по нашей мраморной лестнице, крича, чтобы меня подождали, и потерял сознание...