Читать «Ночь после выпуска» онлайн - страница 32

Владимир Тендряков

- Если лучших!.. На практике-то мы часто сталкиваемся с иным. Разве не выпускаются сейчас плохие учебники, почему же не быть плохим учебным кинолентам? У этой песенки два конца.

- Первый паровоз, первый многоверетенный прядильный станок тоже попервоначалу были крайне несовершенными, но вытеснили же они в конце концов ломового извозчика и пряху-надомницу,- спокойно возразил Иннокентий Сергеевич.

- Эге! Ты, вижу, мечтаешь совершить в педагогике промышленную революцию!

- Разумеется. А зачем нужна тогда паровая машина, если она не совершит переворота?

Наступило неловкое молчание.

Иннокентий Сергеевич сидел, расправив плечи, высоко подняв асимметричное лицо,- над измятой, стянутой рубцами скулой жил, настороженно поблескивал светлый глаз.

Ольга Олеговна исподтишка приглядывалась из своего угла: двадцать лет, считай, вместе, а не подозревала, что он, Иннокентий, недоволен школой. Один из самых благополучных учителей. Благополучные тяготятся своим благополучием. Юлия Студёнцева тоже была самой благополуч-ной ученицей в школе.

- Хе-хе,- неожиданно колыхнулся на своем стуле директор Иван Игнатьевич,- чем мы тут занимаемся? В облаках витаем. Мосты воздушные возводим. Хе-хе! Всемирные проблемы, революционные преобразования... А не пора ли нам спуститься на грешную землю, друзья?..

16

Игорь выкричался и потух, отвернулся от Генки - руки в карманах, взлохмаченная голова втянута в плечи, одна нога нервно подергивается. Генка, сведя белесые брови, уже без улыбки, хмуро глядел Игорю в затылок.

Юлечка, не спускавшая с Генки блестящих глаз, снова выдохнула:

- Н-ну, как-кой, ты... опасный!

И Генка вскипел:

- Думали, барашек безобидный, хоть стриги, хоть на куски режь - снесу! Я вам не Сократ Онучин!

- Старик!.. За что?..

Генка досадливо повел на Сократа плечом:

- Тебя всего грязью обложили - отряхнешься да песенку проблеешь.

- Он взбесился, фратеры!

Сократ, прижимая к животу гитару, подавленно оглядывался.

- Что я ему плохого сделал, фратеры?

Игорь Проухов изучал землю и подергивал коленом.

Напружиненно поднялась Натка - вскинутая голова, покатые плечи.

- С меня хватит. Я пошла.

И Генка рванулся к ней:

- Нет, стой! Не уйдешь!

Она надменно повела подбородком в его сторону:

- Силой удержишь?

- И силой!

- Ну попробуй.

- Бежишь! Боишься! Знаешь, о чем рассказывать буду?

Натка ужаленно развернулась:

- Не смей!

- Ха-ха! Я же трус, не посмею - побоюсь.

- Генка, не надо.

- Ха-ха! Мне хочется - и что ты тут сделаешь?!

- Генка, я прошу...

- Ага, просишь, а раньше?.. Раньше-то пинала - трус, размазня!

- Прошу, слышишь?

- А ты на колени встань - может пожалею.

- Совсем свихнулся!

- Да! Да! Свихнулся! Но не сейчас, чуть раньше, когда ты меня. Ты! Хуже всех! Злей всех! Бсех обидней!

- Очнись, сумасшедший!

- Очнулся! Всю жизнь как во сне прожил - дружил, любил, уважал. Теперь очнулся!.. Слушайте... Ничего особенного - картина с натуры, моментальный снимочек...

- Не-го-дяй!

- Негодяй. Да. Особенно перед тобой. Я же почти два года в твою сторону дышать боялся. Если ты в классе появлялась, я еще не видел тебя, а уже вздрагивал. Негодяй и трус - верно! Даже когда издали на тебя глядел, от страха обмирал, но глядел, глядел... Как ты голову склоня-ешь, как ты плечом поведешь... Я, негодяй, смел думать, что лучше ничего, чище ничего на всём, на всём свете! И ты меня, негодяя, мордой за это, мордой! И вправду, чего тебе жалеть меня.