Читать «Ночь после выпуска» онлайн - страница 16
Владимир Тендряков
Глаза просящие, руки нервно мнут подол платья.
Генка сказал:
- А что, друзья мы или нет? Давайте расстанемся, чтоб ничего не было скрытого.
- Не выйдет,- заявил Игорь.
- Не выйдет, не додружили до откровенности?
- А если откровенность не понравится?..
- Ну, тогда грош цена нашей дружбе.
- Я, может, не захочу говорить, что думаю. Например, о тебе,- бросила Генке Натка.
- Что же, неволить нельзя.
- Кто не захочет говорить, тот должен встать и уйти! - объявила Юлечка.
- Об ушедших говорить не станем. Только в лицо! - предупредил Генка.
- А мне лично до лампочки, капайте на меня, умывайте, только на зуб не пробуйте.- Сократ Онучин провел пятерней по струнам.- Пи-ре-жи-ву!
- Мне не до лампочки! - резко бросила Юлечка.
- Мне, пожалуй, тоже,- признался Игорь.
- И мне...- произнесла тихо Вера.
- А я переживу и прощу, если скажете обо мне плохое,- сообщил Генка.
- Прощать придется всем.
- Я остаюсь,- решила Натка.
- Будешь говорить все до донышка и открытым текстом.
- Не учи меня, Геночка, как жить.
- С кого начнем? Кого первого на суд?
- С меня! - с вызовом предложила Юлечка.
- Давайте с Веры. Ты, Верка, паинька, с тебя легче взять разгон,посоветовал Игорь.
- Ой, я боюсь первой!
- Можно с меня,- вызвался Генка.
- Фратеры! - завопил плачуще Сократ.- Мы же собрание открываем. Надоели и в школе собрания!
Эх, дайте собакам мяса,
Авось они подерутся!
Дайте похмельным кваса,
Авось они перебьются!
- Заткнись!.. Ничего не таить, ребята! Всем нараспашку!
- Собрание же, фратеры, с персональными делами! Это надолго! Вся ночь без веселья!
Генка встал перед скамьей:
- Господа присяжные заседатели, прошу занять свои места!
Генка нисколько не сомневался в себе - в школе его все любили, перед друзьями он свят и чист, пусть Натка услышит, что о нем думают.
7
Зоя Владимировна поднялась со своего места, иссушенно-плоская, негнущаяся, с откинутой назад седой головой, на посеревшем, сжатом в кулачок лице - мелкие, невнятно поблескивающие глаза.
- Вы против школы поднялись, Ольга Олеговна, а с меня начали. Не случайно, да, да, понимаю. И правы, трижды правы вы: та школа, которой вы так недовольны сейчас, та школа и я - одно целое. Всю школу, какая есть, вам крест-накрест перечеркнуть не удастся, а меня... Меня, похоже, не так уж и трудно...
Ольга Олеговна не перебивала и не шевелилась, сидела в углу, подавшись вперед, глазницы до краев залиты тенями. И шелестящий голос Зои Владимировны:
- Вы, наверно, помните Сенечку Лукина. Как не помнить - намозолил всем глаза, в каждом классе по два года отсиживал и всегда норовил на третий остаться. Только о нем и говорили, познаменитей Судёнцевой была фигура. Как я тащила этого Сенечку! За уши, за уши к книгам, к тетрадям, по два часа после уроков каждый день с ним. Подсчитать бы, какой кусок жизни Сенечка у меня вырвал. И сердилась на него и жалела... Да, да, жалела: как, думаю, такой бестолковый жизнь проживет? Двух слов не свяжет, трех слов без ошибки, не напишет, страницу прочитает - пОтом обольётся от натуги. Не закон бы о всеобщем обучении, выпихнули бы Сенечку из школы на улицу, а так с натугой большой вытянули до восьмого класса. И вот недавно встретила его... Узнал, как не узнать, улыбается от уха до уха, золотой зуб показывает, разговор завел: "Чтой-то у вас, Зоя Владимировна, пальтецо немодно, извиняюсь, сколько в месяц заколачиваете?.. Я ныне на тракторе, выходит, вдвое больше вас огребаю - мотоцикл имею, хочу дом построить..." Он же радовался, радовался, что не такой, как я! И правда, мне завидовать нечего. По шестнадцать часов в сутки работала год за годом, десятилетие за десятилетием, а что получила?.. Болезни да усталость. Ох как я устала! Нет достатка, нет покоя. И уважения тоже... Почтенная учительница, окруженная на старости лет любовью учеников только в кино бывает. Но, думалось, есть одно, чего отнять нельзя никакой силой, никому! - вера, что не зря жизнь прожила, пользу людям принесла, и немалую! Как-никак тысячи учеников прошли через мои руки, разума набрались. Считают, для человека самое страшное быть убитым. Но убийцы-то могут отнять только те дни, которые еще предстоит прожить, а прожитых дней и лет никак не отнимут, бессильны. Но вы, Ольга Олеговна, все прошлое у меня убить собираетесь, на всем крест ставите!