Читать «Самоходы» онлайн - страница 2

- Ладно сидите-то? - осведомился он у старухи и, не дожидаясь ответа, повеонулся к бабам. - Все захватили-то?

Он задавал еще какие-то вопросы, отдаляя минуту отъезда, щурился на небо, гладил спину, искал что-то в траве.

- Ну, милые, присядем, - выговорил он, наконец.

И вся семья молча и покорно опустилась в траву вокруг повозки. Потом все встали и отдали по поклону на четыре стороны, а Устиныч, подняв над головою обеими руками клеенчатый картуз, обратился ко всем окружающим:

- Простите, милые.

- Час добрый! - ответили ему голоса.

Трифон поднял оглобли и пристроил их поудобнее к своим бокам, точно запрягая, как коренник.

- Берись, батюшка. Полно оглядываться, - сказал он Устинычу, потом крикнул сыну: - Берись, Сашутка!

Бойкий мальчик лет тринадцати подхватил пристяжную веревку с широкой петлей, вроде бурлацких помочей, накинул ее Устинычу на плечо, а сам впрягся с другой стороны на пристяжку, и по команде Трифона все трое сын, отец и дед - приналегли на веревки.

Повозка тронулась.

Смирно сидели в тележке трое малюток, держась за края; покорно молчала старуха и лишь изредка вздрагивала, точно во сне. За тележкой шли бабы с котомками за плечами, опираясь на палки. Длинные слабые тени ложились от них на дорогу, и луна точно серебром устилала им путь. Было ясно вокруг, тихо и торжественно. С одной стороны чернел лес, а с другой раскидывалась бесконечная степь, вся проникнутая лунным сиянием, теряющаяся в прозрачном тумане.

Когда Сашутка ослабевал и останавливался перевести дух, Трифон останавливался тоже, но старый Усгиныч, налегая плечом на свою пристяжку, старался ободрить всех и выкрикивал хриплым голосом, взмахивая рукою:

- Ну, ну!.. Трогай! Трогай!

А когда уставал он сам и тройка останавливалась, то нередко среди степи слышался звонкий мальчишеский голос Сашутки, желавшего поддержать настроение:

- Трогай, дедушка! Трогай!

И тропка мало-помалу продолжала своп путь.

II

Начинало светать... По полю закурилась жидкая роса, и ни кусты, ни телеграфные столбы уже не бросали теней:

все сгладилось и сравнялось в сером предутреннем свете; угомонилась и "ночная" птица, пугавшая своими серыми бесшумными крылами встречных путников, внезапно перелетая дорогу чуть не по самой земле; беспомощно и тоскливо взирала луна на зардевшийся восток и медленно утопала, бледная, за горизонтом.

Было свежо. В росистой траве, возле трактовой дороги, стояли недвижно, точно в раздумье, стреноженные лошади, кое-где дымились потухающие костры, и среди телег и кибиток, среди низеньких тряпичных шалашей по всему полю пестрой волною раскинулся сонный табор переселенцев.

Вокруг все было тихо и неподвижно, когда приблизилась сюда тройка Устиныча. И Сашутка, и Трифон, и сам Устиныч, задыхаясь от усталости, еле тащили тележку, поминутно останавливаясь перевести дух.

- Вот, милые, отдохнем, - сказал старик хриплым шепотом, тяжело дыша и обтирая рукавом свое потное лицо. - Стойте, милые, будет!

Тройка остановилась.

- Вишь, добрые люди отдыхают, - кивнул он на поле, усеянное спящим народом. - Будет, ребятки, поработали!