Читать «Утерянное сокровище» онлайн - страница 5

Рабиндранат Тагор

После того как шакалы, излив свои чувства, умолкли и мир погрузился в еще большее, чем прежде, безмолвие, учитель, уставившись широко раскрытыми горящими глазами во мрак ночи, возобновил рассказ.

Неожиданно перед Фонибхушоном в его большом и сложном деле возникли опасные трудности. В чем эти трудности заключались - мне, не торговцу, понять и объяснить вам нелегко. Но как бы там ни было, он вдруг очутился перед опасностью лишиться кредита. Если бы ему удалось всего лишь дней на пять раздобыть сто-полтораста тысяч рупий и выбросить их на рынок, кризис был бы тут же преодолен и дело понеслось бы вперед на всех парусах. Достать же необходимые деньги было нелегко, потому что прибегнуть к займу у местных знакомых ростовщиков он не мог, так как это породило бы неблагоприятные слухи, отчего дело пострадало бы вдвойне. Фонибхушон был вынужден искать займа в местах, где его никто не знает. Однако в этом случае нельзя было обойтись без удовлетворительного залога. Самым лучшим обеспечением ссуды были бы драгоценности; при внесении их в качестве залога не нужно составлять сложных документов и терять на этом много времени - все может быть улажено легко и быстро.

И вот Фонибхушон пошел к жене. Но он был неспособен входить к супруге легко и просто, как это делают все мужья. К несчастью, он любил Монималику так, как только герой какой-нибудь поэмы о любви может любить свою героиню. Это была такая любовь, которая заставляет взвешивать каждый шаг, которая не позволяет прямо высказать все, что на уме; это была любовь, подобная тому притяжению солнца и земли, которое, несмотря на всю свою мощь, держит планеты на огромном расстоянии друг от друга.

Тем не менее даже герой поэмы, попав в беду, бывает порой вынужден заговаривать с возлюбленной о таких вещах, как векселя, закладные и расписки, хотя при этом голос его дрожит, речь судорожно прерывается и в чисто деловой разговор вторгаются нотки страдания и трепет волнения. Таков был и бедняга Фонибхушон; он не мог заставить себя сказать жене прямо: "Послушай-ка, мне нужны твои украшения, дай мне их!"

В конце концов, правда чрезвычайно робко и нерешительно, он все-таки изложил суть дела. Когда же Монималика насупилась и не произнесла ни слова в ответ, он не ответил ударом на этот жесточайший для него удар, потому что в нем не было ни крупицы подобающей мужчине грубости и жестокости. Там, где следовало отнять требуемое силой, он ограничился лишь тем, что глубоко в сердце затаил свою боль: даже перед лицом полного разорения Фонибхушон не мог допустить вторжения насилия в ту область, где, как он считал, господствует одно-единственное право - право любви. И если бы кто-нибудь стал порицать его за это, то он скорее всего ответил бы каким-нибудь тонким рассуждением, наподобие следующего: "Я несправедливо лишен коммерческого доверия на рынке, но это еще не значит, что я имею право на этом основании ограбить рынок; если же моя жена не доверяет мне и не желает добровольно отдать свои украшения, я не могу отнять их у нее. Любовь в семье - то же, что кредит на рынке; а физической силе место лишь на поле битвы!" Не для того ли создал всевышний мужчину таким прямодушным, таким большим и сильным, чтобы он на каждом шагу занимался изобретением подобных изощренных доводов? К лицу ли ему тратить время на то, чтобы сидеть и копаться в тонкостях настроений и чувств?