Читать «Летящая» онлайн - страница 6

Лидия Сычёва

Усадьбу на Вороньей горе, где жил в свои последние годы Меньшиков, я нашла легко, она оказалась совсем рядом от "Гидры". Дом был большой, но сильно запущенный, в нем, по-видимому, жили теперь несколько семей. Так оно и оказалось - сомнения мои прояснил бомжистого вида мужичок. Сашка был работником у одного из хозяев - косил сено, чистил навоз, носил воду скотине... Он же вызвался проводить меня на кладбище; дело было под вечер, и в сопровождении человека "из дурного общества" (дух от него, конечно, стоял тяжелый, так что я старалась держаться в отдалении, чтобы окончательно не пропитаться ароматами босяцкой жизни) мы ходко двинулись с горы.

По дороге Сашка поведал свою немудрящую биографию: детдомовский, жена померла, дочь учится в техникуме, а он зарабатывает на жизнь сбором бутылок да батрачеством. Бутылки, объяснял мне Сашка, лучше собирать ранним утром: меньше конкурентов и больше урожай... Я стала робко размышлять на темы, что вот озеро рядом, лето, жара и почему бы иногда Сашке не помыться... Поводырь мой был глубоко возмущен:

- Все же чистое на мне! - он ударял по задубелым от грязи штанам и такой же, когда-то белой рубахе.

По пути он искусно выпросил у меня десятку на "маленькую".

- Жарко же, - заметила я. - Развезет.

- С маленькой ничего не будет, - авторитетно заверил Сашка.

Вся операция по приобретению в одном из частных домишек и выпиванию в кустах сирени самогонки заняла у него не более трех минут. Закусил он луковицей, извлеченной из кармана штанов.

Наконец мы пришли на кладбище. Мы стояли у могилы русского националиста: я, бомж Сашка да кладбищенский сторож Николай. Я читала выбитые на могильной плите слова: "Вера в Бога есть уверенность в высшем благе. Потеря этой веры есть величайшее из несчастий, какое может постигнуть народ", - и думала о своей жизни. Все в ней проходило в каком-то смятении святые и бомжи, орловские и валдайские, поиски истины и бездействие... Потом я спрошу в местном краеведческом музее у миловидной, по-столичному ухоженной научной сотрудницы:

- Ну а кто расстрелял Меньшикова, известно?

Она посмотрела на меня так, будто я свалилась с луны:

- Да ведь жиды его убили. За убеждения...

Дома (вот и "Гидра" стала мне домом!) я рассказывала орловским про Меньшикова, махала руками, пыталась пересказывать его статьи, чувствовала, что у меня не получается, что я не могу выразить то, что хочу, краснела и чуть не плакала от всего этого. Ребята мои только головами качали. Остывала я в озере, в Валдае, а после, на берегу, смотрела на золотой Иверский монастырь, на глубину, где я по беспечности чуть не утонула, слушала плеск волны и все вздыхала, вздыхала... Но если никого не было рядом, я снова начинала "заводиться" и от волнения говорила вслух. Да, жизнь и смерть, и радость, и печаль, и ревность, и любовь - все так переплетено в нас. И можно жизнь, я уверена, сделать красивей, чем она есть, хотя бы на протяжении того мига, когда ты живешь. А красота живет в нас дольше, чем мы думаем. Живет и держит нас на земле, привязывая к озерам и деревьям, небу и лесу.