Читать «Крутые ступени» онлайн - страница 121

Однажды меня все-таки включили в список на этап - в какую-то далекую командировку, где требовались рабочие на сельхозработы. Этапы формировались всегда в бане, где за столом восседала комиссия из будущих наших хозяев, наших теперешних хозяев и врачей - тех и наших. Обращение с нами было бесцеремонней, чем с инвентарем: нас раздевали чуть не догола, тыкали пальцами в ребра, заглядывали в рот и даже в задний проход и решали - брать или не брать, причем нередко между теми и нашими начальниками возникал спор и даже перебранка: наши начальники старались сбыть с рук плохой товар, а те - не брали.

Когда очередь дошла до меня, то вольная врачиха с чужого лагпункта крикнула мне: "А ну, спусти чулок и надави пальцем ногу выше щиколотки!" - Я, конечно, надавила и палец мой погрузился в рыхлую ткань на целых два сустава.

- И такую доходягу вы хотите отправить к нам на работу? - закричала вольная врачиха с чужого лагпункта - Да она у нас в пути подохнет! А ну, вон отсюда!" - крикнула она на меня. Дважды повторять ей не пришлось, ибо у меня откуда только силы взялись!.. я схватила свое отребье и была такова. В барак, под нижние нары забилась и долго-долго сидела там, уткнувшись носом в темноту, едва переводя дыхание. Слава Богу - пронесло! Этапов боялись все зэки, очень боялись. Да и было чего бояться. Hередко ослабленные люди не выдерживали пешего перехода в 40-50, а то и в 120 километров и умирали на ходу - падали на дороге, останавливая весь этап, и покидали этот свет и эту жизнь под невообразимый мат конвойщиков и собачий лай. Иногда бывало, что начальник конвоя приказывал пристрелить упавшего, ибо он еще дышал и оставить его на дороге было опасно - а ну - сбежит! - и начальника конвоя будут судить. Казалось, что вся эта осатаневшая система лагерей больше всего опасалась побегов. Видимо, вожди и организаторы этих преступлений боялись огласки, ибо очень хорошо ведали, что творили! Людей истребляли. Hо люди все же самозащищались, так, в Марперпункте были созданы негласные группы из влиятельных и сильных зэков, занявших ответственные посты - на кухне, в хлеборезке, в санчасти, в каптерках, в конторе - бухгалтеры, нарядчики и пр., и вот эти-то люди занимались спасением и восстановлением вновь прибывших с этапами более или менее значительных людей врачей, инженеров, артистов, писателей. Так и я была спасена, попав в число нужных людей. Меня сберегла санчасть, где работала Тамара, а она хорошо помнила, что я чуть-чуть не погибла из-за ее неосторожности.

Сценическая моя популярность в это время выросла невероятно - меня стал знать весь Марперпункт - от последнего работяги до высшего начальства. Hа сцене я выступала с такой наэлектризованностью, с таким подъемом всех своих душевных сил, что меня стали воспринимать, как какое-то маленькое чудо. При встречах со мной в зоне люди называли меня именами исполняемых мною песенок или ролей - то "Морячкой", то "Русалкой", то "Огоньком" называли и всегда приветливо улыбались. А я бродила по зоне, по чужим баракам, как по какому-то нереальному миру и крошечная частичка безумия осела в моих глазах, в походке, в улыбке на долгое время. Мое состояние было похоже на состояние человека, находящегося под влиянием наркотика, и люди это замечали, и жалели меня, и никогда не издевались надо мной, считая чуть-чуть ненормальной. Вот эта самая ненормалинка и спасла мне жизнь в первые годы моего пребывания в лагерях. А к тому же Марпересылка была местом исключительно ослабленного режима, где начальство глядело на нас, как на транзитных пассажиров и допускало даже совместное нахождение мужчин и женщин в одной зоне.