Читать «Флагман футбола» онлайн - страница 16

Я назвал бы Михеева, Квашнина, Петухова патриархами русского футбола. В описываемое время, то есть в 1918 году, я, двенадцатилетний мальчишка, был зачарован, слушая, как они запросто упоминали имена Дюперрона, Фульда, Бейта, Гюбиева, Ребрика, других крупнейших деятелей футбола дореволюционной России. Они без менторства, в непосредственной беседе между собой формировали мою нравственную конституцию и воздействовали на мой внутренний мир. Думаю, что непреложность футбольных ценностей – честь превыше всего – я усваивал из общения с этими пионерами советского футбола.

Так шло мое спортивное воспитание параллельно с общежитейскими мальчишескими заботами. Я, по семейной традиции, окончив четырехклассную школу, поступил в училище иностранных торговых корреспондентов и гордо носил синюю форменную куртку с золотой эмблемой на плечах и воротнике из трех букв – ЕЕЕ, – что означало в русской транскрипции – эколь этранже экономик.

Но носить мне нарядную форму долго не пришлось. Однажды отец, придя домой, объявил: Керенскому «крышка», большевики выступили с оружием! Пришла Великая Октябрьская революция.

Мне, желторотому еще мальчишке, было трудно разобраться в происходящих событиях. Это время помнится бурными митингами и демонстрациями на улицах, множеством различных плакатов на заборах, воззваниями различных партий. Большевики, меньшевики, кадеты, эсеры, трудовики – я тогда не понимал, что их разделяло. Только слово «большевики» неизменно ассоциировалось в сознании со словом «пролетариат», когда его произносили, то всегда связывали со словами «власть рабочих и крестьян».

На следующий день нас из дома не выпустили, на улицах шла стрельба, говорили, что юнкера засели в большом доме у Никитских ворот, где размещалось наше училище, и ведут стрельбу по отрядам рабочих.

Наступила пора радостных перемен и в то же время невзгод и лишений. Советской власти досталось тяжелое наследство: незаконченная война, происки внутренней и внешней контрреволюции, хозяйственная разруха, сыпной тиф, голод.

Экономика вмешалась и в дела нашей семьи. Мы питались впроголодь. Мать едва наскребала что-нибудь, чтобы накормить нас. Даже конской требухи в Москве уже было недостать. Тогда отец с матерью решили половину семьи перевезти к деду в деревню Погост. Я это воспринял как свой футбольный крах.

Обычно отец вывозил нас в деревню на лето, когда надо было натаскивать собак на подружейной охоте в болотах Вашутинской подозеры. Теперь же дед Степан и баба Люба вынуждены были принять нас четверых – мать, меня, Петра и Веру – осенью.

Два года, проведенные в деревне, никаким футбольным крахом в действительности не обернулись. Наоборот, пошли на пользу. Сейчас у нас с Петром любимые воспоминания – это о Погосте.