Читать «Хроника революции» онлайн - страница 79

Генерал Алексеев - генералу Квецинскому, 18 часов 00 минут: "Вследствие телеграммы наштазап о том, что из Великих Лук на Полоцк едет депутация в 50 человек от нового правительства и обезоруживает жандармов, по означенному вопросу был запрошен председатель Государственной Думы, который сообщил, что никаких депутаций не посылалось. Таким образом, по-видимому, начинают уже появляться из Петрограда чисто революционные разнузданные шайки, которые стремятся разоружить жандармов на железных дорогах и, конечно, в дальнейшем будут стремиться захватывать власть как на железных дорогах, так и в тылу армии и, вероятно, попытаются проникнуть и в самую армию. Надо принять самые энергичные меры, установив наблюдение на всех узловых станциях железных дорог в тылу и иметь на этих станциях гарнизоны из надежных частей под начальством твердых офицеров. При появлении где-либо подобных самозваных делегаций таковые желательно не рассеивать, а стараться захватывать и по возможности тут же назначать полевой суд, приговор которого приводить немедленно в исполнением."

Адмирал Непенин - адмиралу Русину, 19 часов 30 минут: "На "Андрее", "Павле" и "Славе" бунт. Адмирал Небольсин убит. Балтийский флот как военная сила сейчас не существует. Что могу сделать? Дополнение. Бунт почти на всех судах".

У Думы, несмотря на поздний час, стояла толпа. Ломоносов вошел в полутемный Екатерининский зал. Всюду люди, разбившиеся на кучки. Преобладали солдаты. Посреди зала к Ломоносову на шею бросился знакомый профессор и, захлебываясь, стал объяснять значение происходящих событий. Не без труда отделавшись от него, Ломоносов стал расспрашивать встречных, где Думский Комитет, министры. Никто не знал. Его посылали то в одну комнату, то в другую. Так, бродя по всему дворцу, он подошел к двери, где на часах стояли юнкера. Они подтвердили, что Временный Комитет Думы и правительство заседают здесь, но пустить его отказались. Была уже половина девятого вечера, и положение, в котором очутился Ломоносов было довольно смешным, если не сказать больше. Сдерживая гнев, он прохаживался перед закрытыми дверями, бросая на юнкеров взгляды, полные негодования. Вдруг заветные двери отворились и вышел его старинный знакомый. Ломоносов отвел его в сторону и объяснил свое положение. Депутат провел его мимо юнкеров в небольшую комнату, где сидели в полумраке группками депутаты и министры. Направо была дверь во вторую комнату. Эти две комнаты и составляли помещение Временного Комитета. "Зачем Родзянко ушел из своего роскошного кабинета? Зачем Комитет спрятался где-то на задворках?" - в растерянности спрашивал себя Ломоносов. - Господа! - провозгласил депутат, знакомый Ломоносова. - Вот привезли отречение Николая! Никто не проявил особого интереса, разговоры прервались на секунду - внимание отвлек шум громкого голоса, и снова все говорили. Подошли Милюков и Владимир Львов. Начали рассматривать акт, вертя его во все стороны, словно неграмотные. Чувствовалась какая-то растерянность. Ломоносов шел в святилище русской революции, к героям, опрокинувшим трон, а застал каких-то испуганных пигмеев. В министерстве жизнь била ключом, здесь было мертвое царство. Вся обстановка, настроение, лица создавали впечатление, что в соседней комнате покойник. Ломоносову стало так тоскливо, больно, точно он внезапно попал на похороны близкого человека, на похороны своей мечты. Из другой комнаты его увидел Некрасов, подошел и спросил, зачем он здесь. - Я привез отречение Николая. - Давайте его мне. - Извините, но я отдам его или председателю Совета Министров как главе государства Российского, или министру юстиции как Генеральному Прокурору. - Но их нет, а у вас, вероятно, в министерстве дела... Да, наконец, я ваш начальник! - Во-первых, вы еще не вступили в должность министра путей сообщения, во-вторых, я условился с другими хранителями этого документа отдать его в руки главе правительства, а в-третьих, я должен получить от князя Львова текст отречения Михаила. - Ну, как хотите. - И Некрасов, пожав плечами, отошел. Пошел десятый час, но князя все не было. Пришли Терещенко и Коновалов. Из разговоров Ломоносов понял: только что состоялось еще два назначения Стаховича - министром по делам Финляндии, Кокошкина - по делам Польши. Кто-то из "министров" спросил Ломоносова, каким путем можно немедленно доставить Кокошкина в Петроград, ибо это необходимо к завтрашнему заседанию. - Очень просто. Около одиннадцати из Москвы отходит скорый поезд. Утром он будет в Петрограде. Я сейчас прикажу оставить ему отделение. - Пожалуй, он не успеет к одиннадцати. - Тогда я назначу экстренный поезд, раз необходимо. Услышав его слова, присутствующие переглянулись. - Сколько же времени это займет? - Ну, само назначение - пять-шесть минут. Только будьте любезны сговориться с Кокошкиным по телефону и сказать мне точно, когда он будет на вокзале. А то мы запутаем движение. Через несколько минут Кокошкин сообщил, что часа в два он будет готов. - Что в два, что в три - это безразлично. Все равно экстренный поезд упрется в пучок скорых. Я сейчас даю назначение по телефону в три, только, пожалуйста, предупредите Кокошкина, чтобы он ни на минуту не задержал поезд. Ломоносов начал диктовать по телефону, обернулся, чтобы спросить номер телефона Кокошкина в Москве, и увидел, с каким священным трепетом и ужасом смотрели на него господа "министры", когда он совершал такую простую операцию, как назначение поезда. И опять профессору показалось, что он попал не туда, куда шел. Неужели эти бессильные и безвластные люди - Временное Революционное Правительство? Около половины одиннадцатого появился князь Львов. Испуганный, рестерянный, он привез отречение Михаила. Подождали еще немного Керенского. Для того чтобы отпустить Ломоносова, начали заседание с вопроса об опубликовании актов. - Как назвать эти документы? - По существу это манифесты двух императоров, - заявил Милюков. - Но, - возразил Набоков, - Николай придал своему отречению иную форму - форму телеграммы на имя начальника штаба. Мы не можем менять эту форму. - Пожалуй. Но решающее значение имеет отречение Михаила Александровича. Оно написано вашей рукой, Владимир Дмитриевич, и мы можем его вставить в любую рамку. Пишите: "Мы, милостью Божией, Михаил II, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая и прочая... объявляем всем верноподданным нашим: Тяжелое бремя..." - Позвольте, позвольте, да ведь он не царствовал! - С момента отречения Николая Михаил являлся законным императором Михаилом II, - поучающим тоном, словно школьникам, объяснил Набоков. Он почти сутки был императором... и только отказался восприять верховную власть. - Раз не было власти, не было царствования! - Жестоко ошибаетесь. А малолетние и слабоумные монархи?! Господа "министры" вошли в раж. Оставим их со "слабоумными монархами"". Для них это самая подходящая компания.