Читать «Усташский министр смерти - анатомия преступления Андрия Артуковича» онлайн - страница 149

Бранимир Станоевич

Я попытаюсь описать нашу жизнь в лагере, все те ужасы, через которые мы прошли, но хочу подчеркнуть, что никто не сможет написать так, чтобы можно было в полной мере представить, насколько тяжелой была участь тех, кто испытал на себе все тяготы этой жизни.

Постоянный голод сопровождался постоянным страхом. В любую минуту мы ожидали самого худшего: мы испытывали это каждый раз, когда узниц через маленькую дверь уводили в усташские казармы, где после зверских пыток их убивали.

Все заключенные, убитые таким образом, перед смертью подвергались самым ужасным мучениям. Это следует знать и нельзя забывать. Усташи убивали за любую мелочь, за малейшее нарушение установленных ими правил.

Однажды, уходя вместе с другими женщинами на работу, мы увидели, что в лагерь привезли группу евреек. Их, как всегда, обыскали, чтобы они чегонибудь не утаили. Личный досмотр проводила самая свирепая усташка Майя Буджон. Обнаружив у одной еврейки кольцо, она, выхватив пистолет, тут же застрелила ее. Подобные случаи повторялись ежедневно.

Как-то мы возвращались с работы (я работала в швейной мастерской), мимо строем шли мужчины. Среди них я узнала двух моих односельчан, которые также были в лагере. Я обрадовалась этой неожиданной встрече, улыбнулась и кивнула им головой. Это заметила усташка Нада Лубурич. Она кинулась к нашей колонне по направлению ко мне. Она была на определенном расстоянии от нашей колонны, и у меня имелось несколько секунд, чтобы решиться на то, на что бы я в любой другой ситуации ни за что не отважилась: пригнувшись как можно ниже, я побежала вдоль рядов и затерялась в колонне, так что ей не удалось отыскать меня. Иначе это стоило бы мне жизни.

Из всех усташек-надзирательниц моей камеры как самые безжалостные в моей памяти остались Майя Буджон и Нада Лубурич. После войны они предстали перед судом и были приговорены к смертной казни. Они часто напивались, кутили по ночам, а потом приходили в лагерь и отводили душу, давая волю своей извращенной фантазии. Я вспоминаю, как из мужского лагеря убежала большая группа заключенных, которые были заняты на тяжелых работах. Не знаю, скольким из них удалось скрыться, знаю только, что была погоня и многих убили. Мы, женщины, как раз в это время возвращались строем с работы, попали под эту стрельбу, но ни одна из нас не пострадала. Мужчин усташи бросили в камеры-одиночки. Они жестоко мучили их, но никто не смел к ним приблизиться. Было жутко слышать их крики, которые, постепенно стихая, в конце концов совсем прекратились. Усташи намеренно совершали убийства поблизости, чтобы мы могли все слышать. Это должно было служить своего рода предостережением всем узникам, что то же самое ожидает каждого, кто осмелится на побег.

Поскольку наш лагерь находился вблизи "башни", куда партиями привозили сербских крестьян и евреев, то, когда мы приходили туда за водой, имели возможность наблюдать, что там творится. У нас в лагере поддерживалась по крайней мере видимость порядка, так как нас считали политическими заключенными. "Башня" же предназначалась для тех, кто должен был умереть или быть угнан в Германию. Нетрудоспособных убивали целыми группами или умерщвляли их голодом и болезнями. Детей отнимали у таких родителей и размещали в отдельных помещениях. Нас заставляли дежурить возле них, хотя наше дежурство было бесполезным, поскольку детям ничего, кроме подобия чая, усташи не давали. Больные, до предела истощенные, сущие скелеты, дети лежали на полу и умирали один за другим. Однажды меня назначили дежурной по 6 комнатам, в которых было размещено несколько сот детей. Эту картину я не могу описать словами. Но об этом знать необходимо и никогда нельзя забывать. В ту ночь я вынесла 16 маленьких трупов. Мне было приказано вынести их на улицу, помню, что там были картофельные грядки.