Читать «Дело было в Педженте» онлайн - страница 84

Насилу-то рифмач я безрассудный

Отделался от сей октавы трудной.

Можно сказать иначе: целостность и взаимосвязанность иносказания “Белого солнца пустыни”, заданного содержанием киноповести В.Ежова и Р.Ибрагимбекова, была нарушена внесением в сюжет фильма изменений, «продиктованных» съемочной группе с уровня коллективного бессознательного или, как принято теперь говорить, с эгрегориального уровня, хотя инициатором каждого отдельно взятого эпизода, выпадающего из сценария или добавляемого в него, выступала конкретная личность.

Для описания одного и того же процесса символы могут быть самые разные, но если они отражают объективную реальность, то всегда будут указывать на одно и то же явление, понимание которого будет определяться системой взглядов на мир читателя (или зрителя). Можно назвать такую систему взглядов мировоззренческим стандартом. Любое множество мировоззренческих стандартов может быть сведено к двум, условно названным по образу восприятия мира в качестве либо “калейдоскопа”, либо “мозаики ”.

Какое-то представление об их противостоянии имел, видимо, Пушкин, выразив его в первой октаве предисловия к “Домику в Коломне”:

Четырехстопный ямбмне надоел:

Им пишет всякий. Мальчикам в забаву

Пора б его оставить. Я хотел

Давным давно приняться за октаву.

И в самом деле: я бы совладал

С тройным созвучием. Пущусь на славу!

Ведь рифмы запросто со мной живут;

Две придут сами, третью приведут.

Здесь “мозаичный” мировоззренческий стандарт, иносказательно представленный в качестве «тройного созвучия» материи, информации и меры в мироздании, символически противопоставлен «четырехстопному ямбу» — мировоззренческому стандарту “калейдоскопа”. Октава — символ мироздания и его бесконечности; понять мироздание, отобразить его без искажений можно только через «тройное созвучие» — символ триединства материи, информации и меры. О причинах искажений объективной картины мира, предстающей в сознании в виде образов , в фильме говорится также иносказательно.

Наблюдательный зритель не мог не обратить внимания на одно обстоятельство: Сухов ни разу не закурил и не выпил до встречи с Верещагиным. Почему?

Время после ухода из жизни Сталина было не просто временем «застоя»; это было время активного воздействия на народы СССР оружием пятого приоритета — оружием геноцида (алкоголь, табак и другие виды наркотиков) живущих и будущих поколений. Этот тип оружия, при бездумном содействии либеральной интеллигенции врагам Русской цивилизации, с особой жестокостью и изощренностью использовался для подготовки будущего развала страны и уничтожения генофонда нации. Поэтому ни одного фильма, ни одного спектакля (даже для детей) в шестидесятые-семидесятые годы невозможно было представить без сцен употребления табака и алкоголя. По установившейся в те времена традиции самые популярные актеры просто «не смотрелись» без сигареты и спиртного вне зависимости от сюжета сценария фильма или спектакля. Любое заседание различных государственных комитетов, комиссий, пленумов (в том числе и ЦК КПСС), защиты диссертаций, присвоение ученых званий, вручение наград невозможно было представить без «банкета», а праздники — семейные, государственные, религиозные — не мыслились без обильной выпивки. И всё это подавалось через средства массовой информации в яркой и привлекательной «упаковке», что не могло не отразиться на мировоззрении вступающих в жизнь новых поколений: юноши и девушки, подражая своим кумирам, бездумно участвовали в запланированном самоубийстве. На этом “искусстве” держался пьяный бюджет страны, формируемый за счет добровольно-принудительного налогового обложения психически неустойчивых и слабых.