Читать «Касторка» онлайн - страница 4

Юрий Вячеславович Сотник

Старушек я спрашивать не стал, а Борьке и Ромке все-таки не поверил. Скоро, однако, я убедился, что он действительно перевоспитался.

– Вон! Идет! – сказал Ромка.

В конце улочки я увидел Бармалея, совсем на Бармалея не похожего: в чистой белой рубашке с отложным воротничком, в длинных черных брюках, в сандалиях и даже в носках. Он шагал ровно и неторопливо. По мере того как он шел, ребята на улице бросали свои занятия и подбегали к нему. Подбежав, они не кричали, не приплясывали, не вертелись, как обычно. Они пристраивались к Бармалею и шагали так же степенно и размеренно. Мне даже показалось, что они молчат, но потом я услышал, что они все-таки разговаривают.

Бармалей подошел к нам. Я бы не сказал, что он важничает. Просто он был какой-то задумчивый и озабоченный.

Боря и Ромка встали с крыльца.

– Ну как? – спросил Ромка.

Бармалей молча взял у него журнал, постелил на крыльцо и медленно сел, держась руками за коленки.

– Иван Дмитриевич сказал, что уже хорошо получается, – негромко проговорил он, уставившись огромными глазами куда-то мне на грудь. Помолчал немного и добавил: – Только надо еще жалостней.

Мы все стояли вокруг и с серьезными лицами смотрели на Бармалея.

– Нет, правда-правда, хорошо получается, – вполголоса сказала Тося. – У нас соседка в этой пьесе играет, и ей сам Иван Дмитриевич говорил: «У этого Бармалея настоящий…» этот… ну, вот как его?

– Драматический талант, – безучастно подсказал Бармалей, все еще глядя мне на грудь.

– Ага! Талант у него: он не только хорошо поет, а даже, ну, вот… представляет как артист настоящий.

Помолчали. Бармалей сидел, не меняя позы, положив ладони на колени.

– Иван Дмитриевич опять Соловьева отругал, – сообщил он и задумался.

Мы не знали, кто такой Соловьев. Мы стояли и ждали, что Бармалей скажет дальше. Через некоторое время он пояснил:

– Никак роль не может выучить.

Помолчали еще немного.

– В субботу премьера, – сказал Бармалей.

– Чего?.. – переспросил кто-то.

– Премьера, – повторил Борька.

– А чего это?

– Не знаешь, ну и молчи! – сказал кто-то.

Так мы поговорили еще несколько минут. Бармалей встал.

– Пойду.

Он медленно удалился, и скоро мы услышали из окна его пронзительный голос. Он очень жалобно пел:

Позабыт, позаброшен с молодых юных лет,Я остался сиротою, счастья-доли мне нет.

В следующие два дня я много наслушался разговоров о замечательном перевоспитании Бармалея. Об этом говорили ребята у нас во дворе, об этом говорили взрослые в поселке. Вот, мол, Бармалея приняли в драмкружок, и это на него так подействовало, что он сразу исправился. Вот, мол, оказывается, даже самого ужасного хулигана можно перевоспитать, если увлечь его интересным делом. Мама Бармалея называла руководителя драмкружка своим спасителем и «золотым человеком».

Нам было лестно сознавать, что с нашим заводилой произошло нечто вроде чуда. И мы тоже стали вести себя очень степенно. Словом, вместе с Бармалеем на несколько дней перевоспиталась вся улица.