Читать «Шизгара» онлайн - страница 236

- Небо... скажи, небо,- велел Эбби Роуд.

- Небо,- повиновался Лысый.

- А теперь молчи,- приказал Учитель, памятуя, верно, о дурацкой выходке с Lady Madonna'ой.- Слушай,- сказал и, к Мишкиному уху приблизив губы, затянул (не иначе, проверенным, надежным способом чудесный фокус со вселенской слышимостью надеясь повторить):

Hosanna Heysanna Sanna Sanna Но

Sanna Hey Sanna Ho Sanna.

Лысый закрыл глаза и ощутил в крови ритм музыки, резонирующую барабанную дробь в черепной коробке, он коснулся Колиной руки и, зарядившись сухим трением, легко оттолкнулся от земли, сначала завис буквой "г", а затем медленно, плавно, наслаждаясь всесилием, распрямился, лишь кончиками пальцев слегка страхуясь, опираясь о плечо Эбби Роуда, завис над стремительно пролетающим где-то внизу под ним железнодорожным полотном.

- Небо, - вымолвил, - вечность, - прошептал,- камень.

И в ту же секунду почувствовал в руке своей маленький округлый голыш, галечку, камешек и, ощутив, перестал бояться совсем, отнял пальцы от Колиной рубахи, воспарил, окрыленный могуществом ласкового, из ладони в ладонь катавшегося кругляшка. И остановил часы, и засмеялся беззвучно.

Через полтора часа его ударило в бок тяжелой железной дверью, он отшатнулся, встретил спиной холодный пластик, устоял и услышал:

- Встань, ублюдок,- диссонансом, не в жилу хрип,- встань, кому говорю, шакал. Что ты с ней сделал, что ты с ней сделал...

Пол под ногами Лысого задрожал, завибрировал, звук падения заверил хлопок откидного сиденья. Лысый сделал усилие и увидел кровь.

В метре-полутора от него сплелись на несвежем линолеуме двое, поэт и философ. Причем нападавший оказался под защищавшимся, в алом тумане Остяков рычал, пытаясь вызволить запястья из цепких рук Эбби Роуда, сбросить с себя Бочкарева, освободить грудную клетку для дальнейшей беседы, но Коля так просто преимущество уступить не соглашался, упирался ногами в стенку. при этом надежды словами урезонить нечистую силу, по-видимому, не теряя совсем, тяжело бормотал:

- Мужик, ты чё, мужик, ты обознался, мужик...

Лысый отвернулся, качнулся в воздухе, колеблемом единоборцами, и вылетел в следующий вагон, приземлился и пошел, приспосабливаясь теперь к ритму мелких, неровным пунктиром вдоль коридора тянувшихся капель.

В девятом вагоне он уступил дорогу женщине (теперь и тремя сотнями не рассчитаться Винту), девице и здоровому молодцу с фигурными бакенбардами. Троица отслеживала ту же пунцовую морзянку, но в другую сторону.

У ресторанной запертой двери Лысый сам занял откидное сиденье и играл с маленькой галечкой до сизой предрассветной росы на окне, покуда барабанная дробь не сменилась у него в голове звенящей пустотой, покуда поезд не стал тормозить и не замер у освещенной платформы.