Читать «Две силы» онлайн - страница 35

Иван Солоневич

– На возу ещё вёрст тридцать проедем, а там – крышка. Бросим его здесь, поедем верхами. Потом с папашой вернёмся, заберём.

– Мне свой вьюк надо взять, – ответил Светлов.

– Не выйдет. С вьюками не пройдём. Папаша ейный, тот пройдёт, он в лесу, как медведь у себя дома. А мы не пройдём. Кручи там такие, что и пешему трудно. А мужиков нас только двое, завязнем.

– Так я останусь у фуры, а вы потом за мною вернётесь.

– Ну, уж и надумали вы, Валерий Михайлович, – сказала Дуня, – что же вы тут один делать будете, с голоду помрете. Туда и назад – дней десять, а то и две недели, дожди пойдут, есть тут нечего.

– А я, Авдотья Еремеевна, рыбу ловить буду.

– Вот тоже, скажете! Рыбу ловить, а кто вам жарить будет?

– Сам и жарить буду…

Авдотья даже рассердилась: всё у вас, мужиков, понятия никакого нету, это медведю одному в тайге жить способно, а не человеку.

– Живут же охотники?

– Так они не лучше медведей, привычные, в лесу родились, в лесу и мрут, а вы – человек образованный, виданное ли дело медведем жить?

Но Светлов твёрдо стоял на своем – вьюков он оставить не может. Жучкин тоже стал колебаться: бросить поклажу в лесу, если в землю зарыть – всё к чертям пойдёт. Так оставить – всё-таки люди шатаются, сейчас станут орехи собирать, старатели бродят, найдут, ничего не останется. А проехать с вьюками невозможно никак, без папаши, конечно.

Дуня поахала, поахала и уступила. Но решили пробираться с возом пока будет малейшая возможность. Горы подступали всё круче, подобие дороги скоро исчезло совсем, русла речек превратились в заваленные каменными осыпями рытвины и ущелья, по которым даже и верхом трудно было проехать. Подъехали, наконец, к очередному кряжу, и дальше колёсного пути не было уж никакого. Оставалось выбрать место для двухнедельного ожидания товарища Светлова.

Жучкин казался растерянным, а жена его и того больше. Углами ситцевого платочка она незаметно смахивала непрошеные бабьи слезы, но не говорила ничего: судьба, значит, такая вышла. Светлов думал какую-то свою неотвязчивую думу. Последний общий лагерь разбили на берегу горной речки, разгрузили воз, сложили поклажу, накрыли всё это брезентом, под которым была устроена дыра и для товарища Светлова. Двух коней оставили с ним, на двух других Жучкин с женой сели верхами и тронулись в путь, на заимку, через горы, в тихую обитель Дуниного папаши. На прощанье Дуня даже поцеловала Светлова, залитое слёзами румяное лицо жалобно прижалось к груди научного работника, а Жучкин долго тряс руку, потом облобызался, по-пасхальному, трижды. Топот копыт и хруст валежника скоро затих в таёжной глуши, и товарищ Светлов снова остался один.

Дни тянулись медленно, но Светлов, как будто, не скучал. Удил в ручье форель, стрелял глухарей, раз застрелил оленёнка, собирал грибы, вообще, жизнь в тайге, казалось, не была для него непривычной. Но больше всего товарищ Светлов сидел и думал. Иногда что-то записывал, иногда даже что-то высчитывал. На ободранном от коры стволе сосны Светлов устроил календарь, каждый день делал топором зарубки – сколько дней прошло с отъезда Жучкиных.