Читать «Три портрета - Шемякин, Довлатов, Бродский» онлайн

Соловьев В

Три портрета - Шемякин, Довлатов, Бродский

Владимир Соловьев

Три портрета: Шемякин, Довлатов, Бродский

Первоначально напечатаны в "Новом русском слове", "В новом свете", "Вечернем Нью-Йорке", "Панораме", "Неве", "Московском комсомольце", "Петрополе" и других периодических изданиях по обе стороны океана. Вошли в книги Владимира Соловьева "Роман с эпиграфами. Варианты любви. Довлатов на автоответчике" ("Алетейя", С.-Петербург, 2000), "Три еврея" ("Захаров", Москва, 2001) и в книгу Владимира Соловьева и Елены Клепиковой "Довлатов вверх ногами" ("Коллекция - Совершено секретно", Москва, 2001)

ПУТЕШЕСТВИЕ В МИР ШЕМЯКИНА

Художник в Зазеркалье

Поначалу я испытываю некоторые трудности с выбором жанра. В конце концов останавливаюсь на жанре портрета, а точнее "профиля", как отчеканил блестящий мастер этого рода художественной критики Абрам Эфрос. Интересно, вспоминал ли Эфрос, называя свою книгу "Профили", - "мысли в профиль" одного из братьев Шлегелей? А мне поначалу так и представляется - набросать абрис художника, которого я люблю заочно три с половиной десятилетия, а последние годы, уже здесь, в Америке, сдружился. Пусть не фас, хотя бы профиль.

Однако первая наша встреча произошла в пути, а так уж повелось, что все самое значительное в моей жизни случается в дороге, и самые сокровенные мысли и чувства я доверю "путевой" прозе, будь то рассказ, роман, эссе или исследование. Даже замысел книги о Ельцине возник у нас с Леной Клепиковой во время возвратного путешествия на нашу географическую родину.

На этот раз на нашей старенькой "Тойоте Камри", которую моя спутница ласково называет "тойотушкой", мы отправились в трехдневное путешествие по долине Гудзона. В роскошных владениях Вандербилтов, среди высоких елей и пихт, на усыпанной коричневыми иглами земле, обнаружили с десяток чистейших белых, и еще несколько нашли в трех милях отсюда, на соседней, куда более скромной усадьбе ФДР, как именуют Франклина Делано Рузвельта в Америке, аккурат рядышком с могилой 32-го президента США. В штатном заповеднике Таконик,

по дороге к водопаду, подсобрали еше дождевиков, которыми в России почему-то пренебрегают, хотя в жареном виде у них сладкая и нежная, как крем, глеба, да еще похожих на опята и

так же растущих большими стайками вокруг пней пластинчатых грибов, которые, как выяснилось из справочника, именуются "псатиреллой каштановой" оказались вполне доброкачественные грибы. Плюс дикие шампиньоны, которые куда вкуснее тех, что выращиваются в парниках и продаются в магазинах. Я страстный грибник, и такое расширение грибного кругозора, понятно, веселило мое сердце. Вдобавок виды на Гудзон, гениально воспетый в моем любимом у Стивенсона романе "Владетель Баллантрэ", раскиданные по холмам фермы с силосными башнями и прелестные голландские и немецкие городки со старыми "иннами" и церквами без счету. Это был любезный мне мир, узнаваемый и реальный, а из него, в последний день путешествия, я попал в мир странный, неожиданный, сказочный.

Представьте мрачный замок на холме, словно ожившая декорация готического романа либо хичкоковского "Психоз", а окрест, сколько хватает глаз, на усадебных буграх и по низине расставлены скульптуры, одна диковинней другой: огромный скалозубый череп, голый господин со знакомым лицом в пенсне, четырехликий всадник на коне - то ли рыцарь в доспехах, то ли обтянутый сухожилиями скелет с пенисом в виде кабаньей головы, кривляющиеся шуты, наконец, Некто огромный, как Голем, с маленькой головой истукана на плечах. И повсюду - по периметру статуйных пьедесталов, на стенах или просто на земле - ослепительного мастерства барельефы-натюрморты, где бронзовая скатерть струится и морщится в складках почище иных голландских штук, где бронзовый чеснок дольчат, а хлеб ситчат, как в мягкой краске, и где предметы из стекла, камня и дерева пластичны и текучи в своей изначальной органике. На самом окаеме этого, как любит выражаться его хозяин, метапространства - кладбище: три кошачьи и одна собачья могилы с трогательными эпитафиями (что касается живых зверей, их ровно дюжина поровну котов и собак). Сам ландшафт олеографичен, мемориален, с привкусом русской истории и даже географии: северного типа ивы, показывающие в этот, сильно с ветром, осенний денек свое изнаночное серебро, легендарно раскидистый дуб и скамья под ним, беседка, пруд, болотистая низина - как панорама в Павловске или михайловские ведуты с холма, где господское имение.