Читать «По золотой тропе - Чехословацкие впечатления» онлайн - страница 43

Не признают жители Важна новшеств: грудью отстаивали свое село, свои обычаи, свою одежду - даже венгры и австрийцы, начальники и магнаты, оставили их в покое. Так и сохранился Важец - и для живописной, и отсталой Словакии - диковинный островок, куда приезжают изредка столичные гости, чтобы послушать сказателей, зарисовать нетронутый тип словачки, улететь без машины времени - назад, в прошлое. Но чтоб приехать, {90} надо иметь друзей в селе: никуда не пустят чужого человека.

У меня друзья есть: художник, живущий здесь третий год, учительница, хлопотавшая о жилье, словацкий патриот, наезжающий порой в Прагу, но живущий обычно на родине в Важце. Мне приготовили избу, навалили в сени сосновых поленьев, приставили мальчишку, Янко, для услуг.

Каменных домов мало. Купцы несколько выстроили, корчмарь, да школа, да почта. И еще два-три богача кичатся своими "мураницами". У остальных мазанки или избы деревянные.

Моя совсем хороша. Не соломой крыта, а тесом. Три почернелых стропила вдоль, двенадцать балок поперек. Два окошечка, точно кукольные: голову высунешь - все окошко закрыто. Дымохода нет - под островерхую стреху ползет дым из огромной, кривой печи, выпирающей на середину. У стен деревянные лавки. На низкой кровати устрашающие перины в темно-пестрых домотканных наволочках. И по дереву кровати - голубые розы, сизые голуби, наивные венки и звезды. А на стенах тарелки: мадьярские с крестом в темно-синем обводе, с уродливыми ангелами; здешние, важецкие - с желтоватой, широкой каймой, с важными петухами меж зеленых листьев. Есть и часы с гирями. Не идут уже полвека. А что им полвека - ясно из надписи на стропиле: охотничьим ножом вырезаны пляшущие буквы: "с помощию Божией, выстроил избу эту Яно Ролинц с женой Эвой Бертой в лето от рождества Христова 1875".

Янко в драном полушубке, разинув рот, смотрит на наши приготовления к елке. На все село - три елки, чужой это обычай, городской.

Янко тринадцать лет. Он прислуживает шинкарю: таскает воду, топит печи, мастерит и бегает по всяким шинкарским делам. За многие труды свои получает он десять чешских крон в месяц и десяток затрещин в день.

Пораженный великолепием пряничных украшений и орехов в золотой бумаге, он при помощи пальцев освобождает нос от излишней влаги и мечтает вслух: "пане Марко, а если бы мне проехать в Прагу - дорого стоит"? - "Туда и обратно, двести крон надо". Янко долго вычисляет, думает и потом радостно возвещает: "если я по две кроны в месяц буду откладывать, через десять лет поеду".

К лимону он относится с уважением, ибо хоть видал его, но редко. А мандарин и апельсин есть не осмеливается: а вдруг отрава. И решает: лучше дома у иконы положу. Картонный ангел вызывает взрыв веселья: вслед за Янкой пробрались ребятишки. Стоят не шевелясь: впереди мальчишки с теми же широкополыми шляпами, в тех же белых лосинах в обтяжку, что и взрослые: позади важные девочки - монисты, ожерелья, сережки, - точно у двадцатилетних. Все в диковинку - ведь орехов здесь почти не едят, шоколад редкий гостинец, а заморские фрукты - особенно бананы - внушают суеверный ужас.