Читать «Контингент (Книга 2, Шурави)» онлайн - страница 83

Прошло двадцать лет.

Валерка, поцеловав детей на ночь, забираясь под одеяло, под теплый бок жены, рассказывал о том, как прошел сегодняшний день на его хлопотливой таможенной службе.

- Читаю паспорт... Батюшки, Шурка! Ну, я тебе рассказывал - служили вместе. А я его и не узнал! Кожаный плащ, стильная черная одежда, золотой перстень... Богатючий, видимо!..

Валерка даже зажмурился и почмокал губами, чтобы подчеркнуть шикарность внешнего вида бывшего однополчанина.

- Сопровождает цинковые гробы. Какой-то похоронной фирмой заведует. Платят, видно, добре. Смерть чужая. Привык. Шутит.

Я спрашиваю:

- На кого работаешь?

- На мафию. А в гробу - золото и бриллианты, - и смеется. Я "Бриллиантовую руку" вспомнил, говорю:

- Да пошел ты, не подкалывай!

А он мне:

- Проверяй! Вскрывай!

- Открыли? - испуганно спросила жена.

- Ты что! Это же какой сволочью надо быть, чтобы чужим горем прикрываться и в гробах что-то перевозить. Послал я его в шутку, пригласил в гости. Когда опять к нам служба занесет, обещал быть. Куда-то он в Азию, в бывшую республику свой груз повез. Вот так себя "новые русские" в этой жизни находят.

В это же время Шурка... Нет, все-таки Александр Георгиевич, сходя по трапу самолета, краем глаза, сквозь дымчатые очки, внимательно проследил, как забирала цинк специальная команда. Настороженная, безмолвная, молниеносно действующая.

Убедился, что все сделано правильно, усмехнулся каким-то своим мыслям и неторопливо направился к зданию аэропорта, приветливо принимающего пассажиров в свою внутреннюю чистоту и ухоженность.

 

Глава 17. Очередь

Хорошо возвращаться домой с войны. Приятно покачивает на рельсах вагон, весело и сладко стучат на стыках колеса. Домой, домой, домой! Или еще веселее на отдельных участках: жив-жив. Жив - жив! Хорошо остаться живым, курить сигарету в тамбуре, болтать в попутчиками. Досадно, что особенно рассказать им нечего. Разве что про постоянный страх и жуть, что могут убить, а так... война и война. Что в ней может быть интересного? Это, наверное, есть что рассказать летчикам, танкистам, саперам, а у пехоты почти два года одно и то же. Побежал, упал, перекатился, дал очередь, еще очередь, вскочил, пригнулся, побежал, упал, ну и так далее. Очередь, очередь, очередь - успевай только магазин сменить - и снова очередь, очередь, очередь. В моджахедов, в тебя, в моджахедов, в тебя. Мины, пустыня, скалы. Скалы, пустыня, мины. Писатель, может быть, сумел бы что-то описать. А солдат... Кощунственно звучит, но однообразна война в Афганистане. Побежал, упал, перекатился, очередь, очередь. Ну, гранату кинул. Хочется рассказать о войне, а не получается. Попал ты выполнил боевую задачу - остался жить, кто знает, может, и награду получишь. Попали в тебя - семья получит "груз-200". Нехитрая штука война для солдата. Ее всю можно в десятиминутный разговор пересказать, объяснить. Истрепанные, доведенные до предела нервы - это от желания выжить. Появившаяся в двадцать лет боль в сердце - от переживаний, гибели товарищей, неутоленного чувства мести и незнания, кому ты должен мстить: им ли, духам, или тем, что по другую сторону кремлевской стены. А как?! Вот и тянет струны нервов на холодные, стальные колки острых спиц, изредка, но все чаще вонзающихся в сердце. Раны от душманской очереди. Настигла, достала очередь за четыре месяца до благословенного дембеля. Ранение серьезное, но не смертельное. Пропороли бок три пули, выпущенные духами из автомата Калашникова. Что ж, хорошее оружие у нас. Врачи сказали, чуть правее, чуть левее - и наповал уложили бы. Говорят повезло! Хорошенькое везение. Ранение - это не маминых пирожков пожевать. Хотя, с другой стороны, - могли убить. Запросто. А как жить-то хочется в двадцать лет! Только вот насчет маминых пирожков придется потерпеть. Продырявленные, сшитые кишки только-только начали подживать, поэтому еще с годик пробавляться кашами, сидеть на диете - так это назвал хирург, оперировавший Бориса и присутствующий на врачебной комиссии, которая комиссовала рядового Суржикова из рядов Советской Армии. Потом, понемногу, можно будет есть и обыкновенную пищу. Никогда не знал Борис, что пища есть мягкая: кефир, сметана, яйцо, масло, каша, и грубая или твердая: пироги, борщи, мясо и все остальное столь же грубое, но чертовски вкусное. Так что, если все будет в порядке, года так через три можно будет и шашлычком с винцом побаловаться. Да разве в этом дело?!