Читать «Три комнаты на Манхэттене» онлайн - страница 24

Жорж Сименон

Не настал ли подходящий момент, когда он сможет рассказать о себе? Он этого ждал и одновременно боялся.

Что же произойдет и что станется с ними, когда они наконец решатся посмотреть в лицо реальной действительности?

До сего времени они были вне жизни, но в какой-то момент им волей-неволей придется в нее вернуться.

Угадала ли она, о чем он думает? Ее рука, освобожденная от перчатки, искала его руку, и, как это уже было в тот раз в такси, она пожала ее с мягкой настойчивостью, как бы желая сказать:

– Погоди, еще не время.

Он решил было отвезти ее к себе, но не осмелился. Покидая «Лотос», он полностью расплатился. Она это заметила, но ничего не сказала.

Это могло означать многое! В том числе, например, и то, что эта их прогулка – последняя, во всяком случае, за пределами реального.

И, может быть, только для того, чтобы в их памяти осталось яркое воспоминание, настояла она на том, чтобы под ручку прогуляться по Центральному парку, где было солнечно и чувствовалось последнее теплое дыхание осени?

Она принялась напевать с серьезным видом песню из того маленького бара. По-видимому, от этого им обоим пришла в голову одна и та же мысль, поскольку, когда начало смеркаться, свежеть, а тени за поворотами аллей стали густеть, они посмотрели друг на друга и как бы по безмолвному соглашению направились в сторону 6-й авеню.

Такси они не брали, а шли пешком. Можно сказать, что таков уж был их удел. Они не могли или не решались останавливаться. Большую часть тех часов, которые они провели вместе с тех пор, как познакомились – а им кажется, что это было очень давно, – они в основном шагали вот так по тротуарам сквозь толпу, не замечая ее.

Приближался момент, когда они так или иначе будут вынуждены остановиться, и оба, не сговариваясь, стремились оттянуть его как можно дальше.

– Послушай...

Ее охватывали иногда порывы наивной радости. Это происходило, когда она чувствовала, что судьба улыбается ей. Так было и сейчас, когда они входили в маленький бар, а на фонографе звучала их пластинка. Какой-то матрос сидел у стойки, опершись подбородком на руки, и глядел в пустоту с отрешенным видом.

Кэй сжала руку своего спутника, посмотрела с состраданием на человека, который выбрал для облегчения своей тоски ту же мелодию, что и они.

– Дай мне монетку, – прошептала она.

И снова поставила пластинку, потом второй и третий раз. Матрос обернулся и грустно улыбнулся ей. Потом залпом опустошил свой стакан и вышел – пошатываясь, задевая наличник двери.

– Бедняга!

Он даже почти не ревновал, разве что чуть-чуть. Ему захотелось с ней поговорить, он чувствовал, что эта потребность усиливается. Но не решался начать.

Может быть, она просто не хотела ему в этом помочь?

Кэй выпила, но он не стал на нее сердиться и чисто механически последовал ее примеру. Он испытывал и печаль, и счастье одновременно. Чувства его настолько обострились, что на глаза набегали слезы, достаточно было ему услышать их песню или бросить взгляд на бар, слабо освещенный приглушенным светом.