Читать «Дождь идет» онлайн - страница 14

- Хорошо же тебя воспитали родители...

Она замолчала, еще не остыв от гнева, уставив студенистые глаза на газету. Моя лихорадка улеглась, как опадает молоко, лишь проткнешь пенку. Когда я посмотрел на улицу, полицейский, поднявшись на цыпочки, заглядывал поверх матового стекла в кафе Костара. По отопительной трубе ко мне доносился мирный голос матушки.

- Всегда выгоднее брать первосортный товар, - заверяла она покупательницу. - За шитье платишь столько же, а износу не будет...

Она, видимо, отмеряла, проворно натягивая материю, метр за метром. Метр был врезан непосредственно в прилавок. Штуку разворачивали. Сухой лязг ножниц, когда делался надрез, и треск разрываемой ткани.

- Больше вам ничего не требуется? Может, фартучки для ваших малышей? Я только что получила очень недорогие и на все роста...

Но нет! Видимо, у покупательницы денег было в обрез. Для меня покупательницы навсегда останутся простоволосыми женщинами, чаще всего в черном, с наброшенным на плечи шерстяным платком, с цепляющимися за юбку ребятишками, которые шепчут:

- Да стой же смирно! Вот скажу отцу...

В руке кошелек. Взгляд суровый. - Почем?

- Двенадцать су за метр, ширина восемьдесят... Пока в уме производится подсчет, губы не перестают шевелиться.

- А подешевле не найдется?

Видел я и таких, которые, уходя, бормотали:

- Посоветуюсь с мужем...

Почему это напомнило мне мадам Рамбюр с ее покупками, исполненную достоинства, печальную и не смеющую отвечать на призывы рыночных торговок, бабушку Альбера? Может, она тоже считала в уме? Матушка говорила: ведь у них почти нет денег. Значит, они бедные. И, обходя подряд прилавки, она все время подсчитывала, выискивая, что бы такое купить подешевле и в то же время попитательнее для внука.

- Тебе надо хорошо питаться и окрепнуть! - повторяла матушка, если я отказывался от какого-нибудь блюда.- Не то захвораешь чахоткой.

А как же чахоточный Альбер?..

Я увидел мадам Рамбюр. Она сидела неподалеку от окна. Она была видна мне лишь до пояса, на коленях у нее лежала развернутая газета, тот же "Пти паризьен". Альбер рядом с ней пил что-то дымящееся, то ли кофе с молоком, то ли шоколад; и время от времени я видел, как шевелятся его губы, когда он разговаривал с бабушкой.

Я-то знал, почему не гуляю по четвергам, как другие мальчики.

"Если завел торговлю..."

Да еще матушка не желала, чтобы я играл с уличными мальчишками.

Ну, а Альбер почему не гуляет? Из-за чахотки? Знает ли он, что болен? Знает ли, что отец его сидел в тюрьме?

Тетя Валери, кряхтя, встала и, даже не взглянув на меня, спустилась вниз. Наступил ее час. Она шла в "одно местечко". Потом тетя уже не поднимется наверх и, к ужасу матушки, появится в лавке с такой миной, от которой покупателям впору разбежаться.

Раньше родители могли беседовать между собой о чем угодно, не боясь, что я их услышу. Хотя бы потому, что ложились позже. К тому же нас разделяла перегородка, и если до меня смутно доносились их голоса, слов я разобрать не мог.