Читать «Недомут» онлайн - страница 86

Александр Силаев

а остальные пять были так себе, ни рыба, ни мясо, трое женщин, мужчина и мальчик лет десяти, Сергей Ладонежский проснулся - какая дерьмовая жизнь, думал он, какая лабуда, где работа, где женщины, я же взрослый тридцать лет, мать мою! - а до сих пор путаюсь в соплях и безденежье; бросить все? - господи, как страшно, да и чем заняться в этой стране? а в 1989 году нашел: собрал незаконный митинг, порвал на нем красное полотно и рассказал о КПСС, ему воздалось, он прошел по левобережью, разгромно обойдя второго секретаря, а затем прошел еще раз - в депутаты областного Совета, когда в девяносто третьем парламенту РФ пришел каюк, а с Думой в облом, по городу уже шли серьезные люди, а деревня прокатила ельциноида, но как единственный экономист он воглавил бюджетную комиссию в области, а потом опустел пост губернатора, первые наивные демократы уже не катили, вторые демократы не катили никогда, но он нашел инвестора и прикинулся знающим: физик и экономист сразу, человек на фоне жирных медведей - ему дали пятьдесят два процента, трем фирмам разрешил воровать, работал четырнадцать часов в сутки, отмеживался от разболтанной демократии, но коммунисты все равно почитали его козлом, а по цифрам регион вошел в российские лидеры, сейчас он снимал трубку и звонил сестре: чем простые русские женщины бьют простуду? - было занято - Рая в отпуске - он хотел уснуть - хрен-то с два! - Леша подошел к перекрестку, светофор высветился зеленым;

на той стороне возюкалась старушонка, внучка известного революционера; грязный бомж, потомок Адама; собачка, некусачая; смешной иностранец из КНДР; и Михаил Трифонович Самулин, неизвестный, скучный, простой - уж такой какой есть, в пиджаке и тренировочный брюках - иного не дано, волосатый в меру, добрый как велено, шел с сеткой, жил в отпуске,

и летали птицы высоко в небе, и ползала уставшая мошкара, и лилось тепло - последние двадцать, и сентябрьский писк, и шелест вечности, и бурление в животе, и гастроном, оттуда выходили люди, среди них шел неузнанный миссия Балахон, далеко не ушел, забрал его пресловутый тончайший мир, и не отдал обратно,

а по ступенькам булочной бежал призрачный комсомолец Транин, автор национал-социалистического манифеста, подписанного в 1991 году, навстречу ему шел мальчик в кепочке и очках, автор заурядной судьбы - он мечтал, что станет авантюристом, а остался вкладчиком МММ, гражданином РФ, служащим, семьянином: не крутанулась мировая рулетка, после восемнадцати завязал мечтать и жил, как записано, как справа, слева и напротив, не тужил, и проехала "волга", серая, умытая и стремительная - за рулем Вася Дот по фамилии Зауральский, сын главы облисполкома, в джинсовой куртке, курил, рядом с ним светловолосая Женя, ей двадцать пять, в черных брюках и белой блузке - по своим делам, за город, им пока улыбчиво и нескучно, а Леша не видел лиц, шел рядом, и они проехали, ветеран катил на "запорожце", ветеран не знал, зачем родился, и никто не знал ответа на его вопрос, а тело уже было изъедено временем, но и его высушенное лицо проскочило мимо, без последствий, Леша спустился вниз, и в подземном переходе прошел мимо школьницы, через семь лет снова видел ее, в Березняках, в полвосьмого, и сразу понял, что хочет ее; она шла по газону, в дурном районе, пропитанным шпаной, быстро, слегка качаясь, и черный костюм, не прятавший тела, и сиренавая майка, и он хотел эти губы, она опять прошла, неизвестная, и приснилась в ночь на субботу, и не только губы, он целовал, как раз потерялась Катя (больное время), а затем специально хотел, чтоб та приходила ночью, но черта с два, школьница меланхолично поглощала мороженое, в августе ей было целых пятнадцать, семь да семь - через семь лет после его ночной поллюции Ирина переберется в Питер, у нее начнется странная жизнь, "во бля!" - сказал грузчик в синем халате, он нес помидоры и уронил, зная, что Евгенич не простит, зная, что день пропал, и Наташа тоже, "ну бля" - добавил он, и прокричала "Скорая помощь", рассекая воздух, рядом с ней катились машины красного, зеленого, белого - всех цветов, и Алексей Смурнов свернул в переулок имени Карла Маркса, архимудрого, печального, с бородой - он висел в кабинете физики, год назад Женька Градников со скуки назвал печального "дураком пролетариата" и был словесно выпорот перед классом, он вообще тянулся к непостижимому богохульству: