Читать «О женщине моей» онлайн - страница 18

Когда подобным зловещим тоном моя ненаглядная сравнивает меня со светилом, которое в эти мелодраматические минуты наверняка уже трогает своими холодными предвесенними лучами углы нашей уютной кухни, в которой, оказывается, дожидается Ярку (и меня, разумеется) свежайшая манная сливочная, а, возможно, гречишная...

Интересно, интересно, сударыня, оказывается мое интеллигентное ненавязчивое молчание, есть беспардонное нахальничание?!

И вообще, к чему этот жутчайший тон? Солнышко... Какое, к чертям - я солнышко?!

Я, который добываю деньги, не считаясь ни со временем, ни с настроением, ни со здоровьем, наконец... Я обязан выслушивать про "солнышки"!

Боже мой, и это-то после ее драматических причитаний: зачем она, видите ли, бросает своего разлюбезного муженька в такую рань...

И не просто мужа-добытчика, а единственного в своем роде, добавил бы я.

Закончились! - давно закончились такие терпеливые мужья, черт меня возьми!

В общем, ласковое сравнение моей ненаглядной выгнало меня из сновидческой дури окончательно. Причем этот малокультурный призыв смял во мне и нечто зарождавшееся, хрупкое, призабытое, невесомо ломкое - и никуда не годное!

Довольно сантиментов, Гена, оглянись: где ты, с кем тебя судьба-злодейка свела...

Черт с ними, с этими мифическими секундами, службами, шефами, пропади они все пропадом!

Пусть я опоздаю, пусть она будет слушать диктанты за опоздания...

Пусть мы опоздаем на тысячи, на миллионы секунд! но зато...

Зато я буду уверен, что я...

Я! Конечно, только я для нее все...

В конце концов, к черту работу, к черту эти секунды, которые точно сумасшедшие проносятся мимо нас, мимо нашей жизни, любви...

Проводила бы спокойно Ярку в школу, сказала бы ему, мол, наш папулик сегодня прихворнул, а проводивши... нырк к своему единственному и родному...

Что работа, что эти деньги, которых вечно будет недоставать, - этих забав милых на весь век хватит нам, и еще кому-нибудь достанется.

Неужели нельзя хоть раз в жизни допустить этакую безобидную шалость?

Неужели моя ненаглядная такая вся незаменимая?

О себе - я вообще молчу!

Я угрюмым молчуном выбираюсь наружу из засасывающей гибельной обломовской трясины постели, - трясина уже не такая сладкая и желанная. Молчком сажусь, свесив свои мохнатые ноги.

Я молча переживаю за себя, за нее, куда-то пропавшую в глубине квартиры, за Ярика, - ему, я абсолютно уверен: в школьную казарму топать смерть как не хочется. Но нужно, нужно!

А мне нужно его накормить, иначе его любимые (математика!) и малоуважаемые науки не застрянут в ненакормленной его...

Короче, папуля, довольно валять обломовского мудреца! Та-ак, игде же мои доспехи, игде мой меч-кладенец?

- Мил, а ты игде? Игде моя обиженная занудным молчуном? Игде мое самое ценное?

Это приходится вопрошать уже вслух, потому что моя ненаглядная где-то притихла, в каком-нибудь закутке-укроме забилась от страшной несправедливой обиды-боли, и голосу не выказывает боле, потому как нет угомона на мужа ее лежебоку.

А мужу теперича и сам черт не сват-брат, раз порешил на службишку почетную государеву из принципу припоздать.