Читать «Московские этюды» онлайн - страница 11
Сергей Сибирцев
Потом на селе заседал полевой суд. Скорый, правый, революционный. Все население зажиточного русского села вывели за околицу. И больше их никто не видел и не слышал.
Муромец вскорости окончательно лишился разумности, выл три дня и три ночи, после чего околел окончательно.
Могилка Ваньки-дурака через свое время неровно осела. Деревянный, на скорую руку, постаментик с березовой звездою завалился, угруз.
В следующее лето на этом месте поперло такое сочное разнотравье, что забредшая сюда одичавшая кобылица паслась на этом невеликом клоке аж до самого Троицыного дня.
На старое русское село в то же лето перебрались какие-то худородные переселенцы, - основали коллективное хозяйство, назвавши его "Памяти Ивана Дуракова, первого сельского революционера, зверски замученного контрой".
СКАЗКА О РУССКОМ МУЖИКЕ
Жил на русской стороне мужик.
Звали мужика обыкновенным русским прозвищем Плотников, - по славному ремеслу его деда.
Мужик Плотников славное ремесло деда запамятовал. Но все равно прозвище фамильное носил как будто, так и полагается.
И в самом деле, разве виноват мужик, что его славный предок запросто обращался с топором, со стамескою, рубанком и прочим хитрым плотницким инструментом.
Предок мужика рубил крестьянские избы, возводил усадьбы для русских помещиков, устанавливал невиданной благолепости православные часовенки и храмы.
Славный предок мужика оставил после себя и срубы колодезные, и гумна, и даже сани гнул-мастерил.
Добрые благодарные земляки и доверили почетную фамилию деду мужика Лавр Плотников.
Мужик Плотников не имел ремесла, он жил колхозником.
СКАЗКА О РУССКОЙ БАБЕ
Жила да была на русской земле баба.
Потом бабу вдруг стали кликать - колхозница.
Пришла пора, выдали русскую бабу замуж. Стала называться Плотникова, - по славному прозвищу мужа.
Колхоз выделил молодым справную избу - пятистенок.
В пятистенке еще жил дух и пот мелкобуржуазного элемента, который до поры до времени подло скрывал, что он есть враг трудового народа. Элемент нажил пять сынов и трех снох-невесток. Законная советская власть отправила этих кровопивцев на перевоспитание в тундру, в тайгу, на рудники и другие стройки коммунизма.
Первенца русская баба народила прямо на стерне.
Второго - в общественном коровнике.
А третьего, аж на самом колхозном собрании, прямо на полу, затоптанном, заплеванном шелухой, а потому как бедная угорела от дыма цигарок и грозной речи представителя района.
Сыновья получились, как на подбор: русые, кудрявые, щекастые, озорники и охальники.
Муж русской бабы так путем и не вспомнил, не восстановил славного фамильного ремесла, зарабатывал горбом колхозные па-лочки-трудодни, употреблял русскую самогонку, был доволен сынами, своей работящей бабой и на революционные советские праздники надевал сапоги.
Прошли, протекли годы, голодные и урожайные, страшные и победные. В тех годах остались навечно и муж русской бабы, и два сына. Младший избрал жизнь вольную - воровскую, - в тюрьмах, в колониях да в бегах истреблял когда-то славную, напрочь им призабытую, фамилию Плотников.