Читать «Вложения Второго Порядка» онлайн - страница 11
Андрей Сердюк
Кстати, проделывал Зотов все эти мёбиусы, как сказал бы брат Пушкин, автоматически.
Тело-то его да, было здесь. Билось на смерть. Сошлось с врагом в рукопашной. А вот душа...
Душой стоял он на освещённой обнищавшим осенним солнцем эстраде городского парка отдыха от культуры. Зрителей на давно не крашенных скамейках было немного. Какие-то старички-шахматисты, влюблённая парочка, мамаша с коляской на выгуле, две старушки-подружки, пьяный дембель... Действительно, не так уж и много было слушателей. Но, впрочем, Зотову это было и не важно. Совсем не важно...
Он глядел, запрокинув голову, наверх, - на верхушки немолодых уже деревьев, которые, лопухнувшись, променяли в холодной темноте вчерашней ночи валюту на медь и в горе своём качают теперь головами. И раскачивая свой голос в такт движению их шершавых стволов, Зотов заунывно читал:
Приманю своё счастье.
Но поздно.
Но поздно.
Глаза не кричат. И губы глухи.
Это кино. Это прибытие
Поезда.
Поезда.
Всё уже было. Однажды.
И эти стихи.
Утро на озере. Лодка.
Весло.
И весло.
Берег событий. И берег безтемья.
Мне известны два гения.
Мне повезло.
Мне везло.
Доктор Чехов - один.
И другой доктор - Время.
Что есть гений? Смесь
Генов и спеси.
Не смейся.
Не смейся.
В чём приманка не знаю,
Но закон мне знаком:
Рвётся ниточка,
Ниточка,
Ниточка, если
Нечто такое
Случилось
В чём-то таком...
Он закончил. И поклонился.
Дембель хмыкнул. Старушки перекрестились. Ребёнок в коляске заорал. Влюблённые слились в поцелуе. Шахматисты согласились на ничью. Деревья вежливо зааплодировали, осыпая листву. И мир наполнился всяческим значением.
Ну а в то же самое время...
Не дожидаясь новой атаки, Зотов прыжком перевёл себя в стойку мабу, завёл левую руку под правый локоть и оттуда нанёс удар со звучным названием "Монах ударяет в колокол" в удивлённое лицо супостата. Тёзка свалился в партер.
И тут чувство племени понесло на врага, - что не в жилу им, то нам в масть! Зотов, войдя в раж, схватил урну, стоявшую у распахнутых дверей перехода, зашёл за спину бугая и опустил чугунную, и приложил родимую к его хребту. Вражина прилёг и, видимо, надолго.
Тонюсенькой иголочкой кольнула Зотова совесть, - он не знал: распространяется ли на этот город международная конвенция о запрещении использования в уличных драках мусорных урн, переплавленных в сорок восьмом из танков Гудериана.
И как на это всё посмотрят гуманисты-гуманоиды из Парламентской Ассамблеи Совета Европы, - тоже не знал.
Но точно знал, что в анналах шаолиньского монастыря нет названия этому приёму. Да и самого такого приёма сокрушающего нечестивых, честно говоря, тоже нет. По праву первоприменителя Зотов решил назвать его подобающе: "Обиженный тракторист опускает ржавый коленвал на голову вепря в тихую лунную ночь". Получалось витиевато, но, в общем-то, по сути.