Читать «Молчальники» онлайн - страница 5

Целый день ждали поимки святотатцев, но пришел вечер, и умер молодой послушник, а святотатцы исчезли.

Монахи волновались. Они искали ответа, требовали чуда, придумывали страшную божию кару на преступников.

И целый день в монастыре толпился народ, и всем печаловались и на всех подозрительно смотрели монахи.

Но среди общей суеты и смуты тихо молились над телом послушника о.Парфений, о.Власий и о.Глеб.

X

Стояла ранняя весна.

Примчавшись откуда-то с неведомых морей и гор, в прозрачном воздухе колыхалась она, ликующая, радостная. И таял на улицах снег - оседал, рыхлел, и бежали из-под него веселые, говорливые ручьи, свободные, сверкающие, как оплотневшие на земле лучи солнца.

Стали воздушней огромные дома улицы, властно вросшие в небо и землю, и в монастырском саду начинали просыхать аллеи и набухать почки на деревьях.

Было утро, праздник.

Только что кончилась ранняя обедня. В монастыре было молитвенно и тихо, и было грозно и бурно на улицах.

Двигалась толпа народа, черная и живая на фоне матовой неподвижной земли, и дрожал воздух от ее криков.

Приподнятые и застывшие, стояли у окон своих келий молчальники. Широкие глаза их видели ярко каждое лицо, каждый шаг ног, каждую мелочь платья. Толпа была сбродная, толпа была братская и единая... лапотник слился с горожанином, рядом с оборванцем шел барин, как цветы, реяли в толпе молодые, горячие, честные лица...

И на молчальников сразу надвинулось все, что они бросили в мире, надвинулось и захлестнуло тугой петлей. Раздавленные и оттиснутые жизнью, они смирились когда-то, но теперь увидели все трое, что на их высохшей коре проросло семя новых надежд. Их головы, прильнувшие к холодным стеклам окон, были горячи и тяжелы, как расплавленный свинец, и в истощенные тела вливалась сила...

Где-то далеко, как внезапный гром... и вслед за ним взрыв ужаса и боли... и новый гром... Точно мутное, желтое облако прошло перед глазами, и в нем потонули пошатнувшиеся дома... И снова прозрачен воздух, и животно бежит черная толпа... бегут, падают, широки шаги, глаза упали вниз и жадно ищут твердую землю... А за толпою всадники... и страшный изгиб бьющих правых рук, и в чьих-то мягких телах вязнут лошадиные копыта, как в осенней грязи... Опять ползет откуда-то мутное, желтое облако, и кажется, что качаются, трещат и падают дома...

XI

Из трех высоких и тихих келий вышли на улицу, тесно сплетясь руками, о.Парфений, о.Власий и о.Глеб.

Улица была напуганная и сжавшаяся, как червяк под ногою, но в глаза било весеннее солнце, звучное от тишины кругом, и, искрясь, смешливые ручьи бежали из-под растоптанного снега. Окна домов были закрыты. Не было людей. Были дома и солнце над ними.

И запели в притаившейся тишине молчальники: "Воздушного князя, насильника, мучителя, страшных путей стоятеля, сподоби мя прейти невозбранно".

Это были слова канона на "исход души".

Они шли на подвиг, сломившие печать молчания, шли на борьбу с огромной и темной силой, и в душах их клокотала злоба, напрягавшая каждую клетку тела. И злоба эта была святая.