Читать «Блистательная жизнь» онлайн - страница 2

Много ли тридцать пять лет, когда люди доживают и до ста? Но вот именно в этом возрасте, как-то летом, когда, как известно, всюду в домах идут ремонты, он особенно удивил свою жену, сказавши тихо и несколько грустно:

- Предполагаю я, что надо уширить наш коридорчик так еще на пол-аршина.

- Ка-ак это так у-ши-рить?

Жена его Феона Петровна была ниже его и толще и, подняв на него мутные маленькие глазки, старалась понять ход его мыслей.

- Уширить по соображениям такого свойства, - начал объяснять он. Например, умираю я, скажем, в спальне... Как меня вынести оттуда, если соблюдать, разумеется, уважение к мертвому телу?.. Я ложился на пол и вытягивал ноги, как у меня это будет тогда, и я примерялся и так и этак, оказалось - никак нельзя!.. Поэтому я и пришел к мысли, что...

Напрасно махала на него налитыми руками - короткими и тяжелыми - Феона Петровна, даже принималась плакать несколько раз, - переубедить его было нельзя!.. И к концу лета в их домике в четыре комнатки (три окна на улицу, два во двор) появились плотники, урезали, раздвинули, и комнатки вышли уже, коридор шире на пол-аршина.

Тогда же, в сентябре, он как-то приехал домой на извозчике, привез большой чугунный узорный намогильный крест, покрашенный в серьезный и прочный аспидный цвет.

- Господи! Что это за страсти такие? - испугалась Феона Петровна.

- Дешево: всего шесть рублей, - ответил он ей, помогая извозчику выгрузить и внести во двор покупку.

- Да на что же, на что же он нам?

- Как же так неосмысленно спрашивать, на что? - укорял Мирон Мироныч. Никто из нас не знает дня кончины, а вот когда помрем, - пригодится.

- Такая вещь, она свово дождется! - говорил и извозчик кряхтя.

- Да ведь я же теперь спать больше не буду! - ужасалась Феона Петровна.

- Ничего, я думаю: привыкнешь, - скромно, ко упорно опровергал Мирон Мироныч.

- Сон придет, уснешь! - поддерживал извозчик.

Так водворился в сарае чугунный крест; был он, конечно, прочен и ждать мог долго.

Когда же Феона Петровна, скучая без живого существа, за которым она могла бы ухаживать, задумала купить корову, Мирон Мироныч долго ходил по комнате, опустив голову и шевеля губами, наконец, сел к столу, взял лист бумаги и карандаш и начал графить и писать своим убористым четким почерком.

- Что же ничего ты мне не говоришь насчет коровы? - спросила жена.

- А разве можно сказать так сразу? - ответил муж. - Сообразить надо и... вычислить.

- Сколько корму на нее пойдет?.. Это я уж считала.

- Кор-му!.. Ум женский!.. Разве дело в корме?.. Дело совсем не в корме... А вот, например, она заболела... Хорошо... Заболела... И ведь ее же не спросишь: чем ты, корова, заболела?.. Скорее надо, например, прирезать, чтобы кровь стекла. Хорошо, как это случится в октябре, в ноябре, в декабре... Или, начиная с нового года - в январе, в феврале, в марте месяце... А если в мае? Если в июне? Если в июле?.. Что будем делать тогда мы с мясом? Солить нельзя: летом никто не солит мяса... Мяснику продать, не иначе... А мясник воспользуется случаем да даст совершенные какие-нибудь пустяки, а торговаться с ним не станешь?.. Держать мяса долго нельзя, погода жаркая, значит, вот и придется отдавать за бесценок... А то еще может и такое быть, что мяса и продать нельзя: сибирка, например, чума - да мало ли их есть, болезней страшных?