Читать «Старик в Мадриде» онлайн - страница 2

- Откуда вы и что это за <оппель>?

- Это не <оппель>, а <Волга>, мы из Советского Союза и пытаемся найти кафе-мороженое <Оливетти>, которое в Мадриде знает каждый.

- Вы русские?!

- Да. Советские, - сказала Дуня, побледнев еще больше.

- Вы русские, - повторил полицейский, возвращая мне права, - которые ездят на <Волге>, не в силах найти <Оливетти>? - алчный блеск в его глазах потух, и зажегся иной блеск - удивления, недоверия и интереса. - Это ж просто: обогните клумбу, возвращайтесь назад, поверните направо возле пятого светофора, потом круто налево, потом два раза направо, потом снова налево, пересеките авениду: вот вам и <Оливетти>.

Он поднял палку, остановил поток машин и позволил мне нарушить все правила, какие только существуют на свете.

- Ну и ну, - сказала Дуня, а я ничего не сказал, потому что напряженно считал светофоры.

Кастильо Пуче ждал нас со своей старшей дочерью Таней. Мы выпили кофе и отправились по Мадриду, по хемингуэевским местам.

Жара была градусов под сорок. Дуня страдала, я наслаждался, Кастильо Пуче и Танюша не обращали на жару внимания, ибо, как настоящие мадрильенес, они обожают в своем городе все - даже жару.

<Небо над Мадридом высокое, безоблачное, подлинно испанское небо, по сравнению с ним итальянское кажется приторным, - а воздух такой, что дышать им просто наслаждение>, - писал Старик, но жизнь, увы, внесла свои коррективы: над Мадридом сейчас висит смог из-за того, что понастроили множество заводов, а улицы запружены машинами, и только ночью, если полнолуние и на Пласа Майор горят синие, под старину, фонари, можно увидеть звезды и черный провал небосвода и понять, что Старик - сорок лет назад - всегда мог видеть такое высокое, прекрасное небо не только ночью, но и днем, когда он работал в том отеле, который в <Фиесте> назвал <Монтана> и где он поселил свою Брет с Педро Ромеро, а на самом деле никакого отеля <Монтана> не было, а был маленький пансион на углу улиц Алкала и Сан Эронимо. Здесь, в этом маленьком пансионе, где жили вышедшие из моды матадоры, священники и студенты, молодой Старик снимал маленькую комнату и писал в баре, что был на первом этаже, потому что в его каморке стояло лишь колченогое трюмо - стола не было, и в течение трех месяцев терпел обиды от постояльцев, которые издевались - но не очень злобно - над чудовищным испанским этого длинного <инглез>, а потом, по прошествии трех месяцев, во время которых молодой Хэм каждый день прочитывал все мадридские газеты, говорил с людьми на улицах, слушал речь матадоров, - он стукнул кулаком по столу, когда шутить по его адресу стали особенно солоно, и на хорошем мадридском пульнул такой отборной бранью, которую употребляют <чуллос> - самые яростные матерщинники Мадрида, что все посетители сначала смолкли, а потом расхохотались и стали поить Хэма вином, и признали его своим, и никогда больше не смели потешаться над <инглез>, потому что только испанец может говорить так, как сказал сейчас этот молодой репортер, только испанец, а никакой там не <инглез>...