Читать «Опыт биографии» онлайн - страница 245

Феликс Светов

Старая задубевшая дверь предательски стукнула, когда все-таки задремалось, мы выскочили в узенький, не повернешься, коридорчик-кухоньку, ослепленные одним, все захлестнувшим чувством торжества, справедливости, дорвавшейся до возможности вершить расправу.

Что ощутил сам преступник, сто раз, наверно, дававший сам себе слово и его бесконечно нарушавший, очередной раз позабывший обо всех своих обещаниях, попавший в очередную, по собственной вине и беде, передрягу и не сумевший из нее вовремя выкрутиться, а теперь, ночью, в своем доме, куда крался, боясь дышать, предательски хлопнула дверь - и он услышал шумное, пышущее негодованием дыхание? Как удивительно, что столь элементарное стремле-ние поставить себя на место того, кого так легко судишь, приходит в голову спустя время, которое ничем и никогда не вернешь, когда оно становится так трудно давшимся опытом, наукой, дающей возможность через десятилетия остановить разгоряченную собственным воображением "справедливость" - повернуться на другой бок: "Слава Богу, вернулся живой!.."

Как горько понимание ушедшего - чего никогда не вернуть, и как надеюсь на чудо, на то, что однажды все еще вернется и будет иначе: я стал другим, а ты чтоб была той же. Но это невозможно, потому как нельзя дважды войти в одну и ту же воду - и вода другая и ты иной, и если время пребывает вечно, то мы движемся в нем неостановимо.

Я думаю сейчас трезво обо всем, что прошло; вся эта неистовая борьба и соревнование, игра, ставшая жизнью, превращенная в игру, этот десятилетие длившийся марафон на истощение на моей совести, и его нет возможности оправдать молодостью, замороженностью, инфантильнос-тью, страстью, непреодоленным эгоизмом, правдой момента и конкретной справедливостью. Никогда и никуда не уйти от горящего знания презумпции моей вины, себя и тебя, идущих сквозь время, и невозможности хоть что-то исправить и восстановить - восстановить не в наших силах.

Да, я стучался в дверь, которая, как мне казалось, однажды наглухо передо мной захлопну-лась, не боялся унижения, а торга не было в моей душе; я порой думал не о себе, а боролся, случалось, только за тебя. Но учитывал ли, всегда ли понимал иную правоту и правду, рвущуюся к осуществлению собственного предназначения, понимал ли, в чем и где поле, почва для его истинного осуществления? Нет, разумеется. Хотя, оставаясь верен своей правде, - в чем-то помог, быть может, или сумел остановить вовремя, в последнее мгновение.

И сохранил навсегда живущую во мне нежность и благодарность, изумление перед любовью и готовность к самопожертвованию, которая никак не может быть ответом, но всего лишь радость и счастье. Не знал я все эти годы слова апостола Павла, а знал бы, наверно не услышал, не был готов, но теперь знаю, слышу, они не могут быть умалены таким утилитарным прочтени-ем: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.