Читать «Последняя империя (Книга 2)» онлайн - страница 117

Евгений Сартинов

Звонок почтальона тренькнул за поворотом, там была большая заплата на шоссе, и каждый раз велосипед словно жаловался на кочку и заранее предупреждал о своем приближении. Вот наконец темная фигура показалась на дороге, синяя, фирменная бейсболка, черная ветровка. Но улыбка как-то сползла с лица Джонсона. Это был не Бенсон, а совсем другой человек, какой-то молодой парень с длинным, но довольно приятным лицом. Карие глаза, пухлые губы итальянца, и вместе с тем прямой нос и светло-русые волосы истинного нордийца. Затормозив в двух метрах от Майкла он широко улыбнулся и спросил:

- Доброе утро! Вы Майкл Джонсон?

- Да, - внезапно севшим голосом признался Майкл. - А где Бенсон?

- О, он вчера неудачно упал с велосипеда и сломал ногу. Так что с месяц теперь я буду вашим почтальоном. Меня зовут Билл, Билл Джонсон, я ваш тезка, господин писатель. Вот ваши газеты: "Нью-Йорк таймс", "Гардиан", "Бильд", словом все.

Почтальон поставил велосипед на подножку, вытащил из багажной корзины впереди руля и протянул Джонсону массивную пачку с газетами. Тот машинально протянул руки, но уже принимая почту он заметил акцентированный взгляд нового почтальона на свое левое запястье. И этот взгляд решил все. Если до этого момента подозрение было неосознанно и гнездилось на уровне подсознания, отдаваясь неприятной дрожью в районе солнечного сплетения, то теперь Майкл понял что не ошибся.

"Дьявол, они меня все-таки нашли! Зачем я не стер эту татуировку до конца!"

Очевидное замешательство хозяина дома было слишком заметным, даже пот выступил на лице Майкла, поэтому улыбка сползла с лица почтальона и он уже на чистейшем русском языке спросил:

- Как поживаете, Михаил Иванович?

- Вы меня не за того принимаете, - промямлил по английски Майкл, но из его онемевших рук на землю попадали все газеты.

- Не надо, господин Заславский. Мы вас давно вычислили. Писатель Джонсон и писатель Василий Жуков пишут удивительно непохоже. Только одного из них после побега из Швеции не видел ни кто, а второй довольно часто мелькает на экранах телевидения. И татуировку эту, плод бурной молодости вы не до конца свели. Вон, цепь от якоря все проглядывает.

- Что вы хотите, - по русски спросил Михаил, лихорадочно пытающийся понять что ему сейчас делать. В этот момент он проклял тот день, когда решил поселиться в этой глуши, подальше от людей. За двадцать лет жизни на Западе он утратил осторожность. Свято поверил что новая внешность и новое имя хорошо защищают его от всех старых, неприятных знакомых и сослуживцев. Его пистолет уже лет пять лежал в ящике комода и, наверное, давно заржавел. Как проклинал сейчас себя экс-резидент что не забрался в какую-нибудь глубинку, а устроился здесь, в Нью-Джерси, под боком у Нью-Йорка. Он даже хвастался перед Оксанкой, вот, дескать, живем в часе езды от крупнейшего города в мире, а словно бы и в деревне.

"Оксанка спит, ее сейчас и пушкой не разбудишь. Случайных путников здесь не бывает. Броситься вперед и попробовать обезоружить его? В мои шестьдесят восемь только это и остается, на вид этому парню лет двадцать пять, шея как у быка. К тому же у меня всегда по единоборствам было посредственно."