Читать «Весной в Жемчужном овраге» онлайн - страница 4
Юсиф Самедоглы
И вот она дома. Сердце все еще бешено бьется. Улыбка все еще не растаяла на лице, все еще продолжают светиться за спиной старухи Саялы невидимые крылья... Войдя в дом, она услышала тихие стоны старика. Он лежал на боку, и рука его беспомощно свисала с кровати. Она поглядела на эту руку - высохшую, обессиленную, а ведь совсем недавно - такую сильную, крепкую, ухватистую, теперь же похожую на куриную лапку, поглядела, и ком подкатил к горлу старухи. Она присела возле кровати старика.
- Черкес, а, Черкес! - громко позвала она.
- Чего орешь? - отозвался он тихо. - Не глухой, слышу.
Услышав его знакомый спокойный голос, она порадовалась неосознанно, теплая волна обдала сердце, и тут же затосковала Саялы - у старика только голос и оставался таким, каким был.
- Я с дохтуром говорила, что из Баку приехал. Сказал, что вылечит тебя. Дал этому олуху, Махмуду, тот самый укол, что свояченице Салахова делал, когда оживлял ее. Сейчас Махмуд придет. Дохтур сказал, как, говорит, старику твоему этот укол сделают, так тут же, говорит, он встанет на ноги.
- А он знает, кто я?
- Еще бы! Как только я назвала тебя, он так и сказал: "Кто же не знает Черкеса из Жемчужного оврага?!"
Тетушка взяла в свои сильные руки исхудавшие, потемневшие кисти мужа и стала их поочередно массировать, продолжая рассказывать:
- Сказал еще, что до сих пор в Баку не знали, что ты болен, а то бы его давно прислали сюда, к нам... Да что говорить! Если уж мертвых оживляют, так что для них твоя болезнь... Раз плюнуть.
Черкес больше ничего не спрашивал. Тетушка Саялы за последнее время, а если точнее, за последние два месяца привыкла к этим его внезапным переходам от расспросов к молчанию. Старик этими расспросами словно заглушал приступы боли. А когда боли ненадолго отпускали, и старик впадал в забытье, и прекращался рой вопросов; тетушка Саялы садилась на маленький коврик у его постели и начинала осторожно массировать ему руки. В такие минуты под тихие стоны старика тетушка Саялы вспоминала разное из своей жизни - веселое и грустное, тяжелые дни замужества и свои молодые годы в девичестве. Вся жизнь ее была как на ладони - проста и понятна, но лишь одно не могла понять она, лишь одно не давало ей покоя: откуда эта болезнь у ее старика, почему именно Черкес должен был ею заболеть, такой ужасной болезнью, которая в первые дни, когда еще муж был на ногах и только начинал ощущать приступы боли (на что не обратил сперва внимания), коварно подкралась, потом уложила его в больницу, все больше и больше мучила, высушивала, истязала его? Почему именно он? Когда Черкес возвратился из районной больницы, фельдшер, разведя беспомощно руками, сообщил тетушке Саялы: "Это, старая, такая болезнь, что только помоги ему бог". Так выходило по его словам, что божья кара постигла старика? И чем же это мы его прогневали? Кому причинили зло, или, может, чей хлеб, честно заработанный, отняли? Если каждому воздается по делам его, то почему же эта болезнь выбрала, скажем, не бывшего исполкома, чтобы его Аллах прибрал!? Ведь столько зла он причинил людям! Но разве такой олух, такой захудалый фельдшеришко мог ответить на подобные вопросы? Что можно ожидать от такого? Но иной раз внутренний голос говорил тетушке Саялы, что фельдшер прав, и это кара божья, правда, неизвестно, за что, но разве дано нам знать?.. Неисповедимы пути твои, господи...