Читать «Жаркий июль» онлайн - страница 43
Ростислав Феодосьевич Самбук
Мы выпили по рюмке, хорошо закусили, и я рассказал Крушельницкому о Пашкевиче, его преступлении, и как мы вышли на след львовской Марии — продавщицы. Или, может, официантки?
Вот Маричка уже несёт нам лангеты, улыбается ещё издали, а у меня мысли чёрные: а что, если эта Мария с Пекарской?
Девушка поставила блюда, принялась убирать использованную посуду, а Толя, словно прочитав мои мысли, спросил:
— Где ты живёшь, Маричка?
Она игриво посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня — все же придётся признать вам, товарищ майор, что я обошёл вас на повороте, — чуть-чуть пожала плечами и ответила на вопрос вопросом:
— А зачем вам?
— Может, проводить хочу. Или далеко?
— Для вас — далеко.
А она молодец, девушка: не каждая даст отпор Крушельницкому.
Толя несколько смутился и пошёл на попятный.
— А его в провожатые возьмёшь? — кивнул на меня.
— Вы что, адвокат?
— Да он скромный, девчат боится.
Мария посмотрела на меня с ещё большим любопытством.
— Долго ждать, — махнула рукой. — До двенадцати. Но мы работаем через день, — все же не лишила меня надежды.
— И где же твой дом?
— Всего в четырех кварталах… — лукаво засмеялась она.
Крушельницкий сразу потерял к ней интерес, честно говоря, я тоже.
— В таком случае тебе провожатые совсем не нужны, — отшутился Толя. — Вот и первый блин, — сказал он, когда официантка ушла.
— Таких блинов у нас ещё впереди…
— Ничего, подпряжем участковых инспекторов, как-нибудь все устроится. Хочешь, сейчас попьём кофе, и я провезу тебя по Пекарской?
Конечно, я хотел.
Толя пошёл вызывать машину, а я уставился на лангет, чтобы не встречаться глазами с Маричкой: она стояла возле буфета и время от времени поглядывала в мою сторону. Решил сегодня же позвонить Марине. Вот удивится: ждёт от мена весточки из Кривого Рога, а я уже во Львове, и неизвестно, где буду завтра или послезавтра.
Но завтра, наверное, ещё буду тут и послезавтра тоже. Толя говорил, что Пекарская — улица не маленькая, а надо проверить на ней всех Марий, всех без исключения, потому что профессию криворожской знакомой Пашкевича сестра назвала как-то неуверенно: имеет дело с продовольственными товарами…
А это может быть не только продавщица или официантка — работница кондитерской фабрики, товаровед базы, мастер-кулинар. Разве мало таких профессий?
Львов всегда поражает меня своей, так сказать, каменной целостностью. Я бывал тут дважды или трижды и каждый раз испытывал ощущение какой-то подавленности перед кирпичными великанами, которые стоят плечом к плечу, опираются друг на друга и, кажется, смотрят на тебя, как на букашку: неосторожное движение — и раздавят без сожаления…
Пекарская оказалась точно такой же улицей — населённой каменными и холодными великанами.
Дома стояли впритык, словно гордясь своей сплочённостью, нависали над брусчаткой, над вымощенными каменными плитами тротуарами, после дождя была мокрая, отполированный гранит брусчатки блестел, и казалось, что среди застывшей средневековой немоты ползёт такая же безмолвная, медлительная и неумирающая змея.