Читать «Занимательные истории, новеллы и фаблио» онлайн - страница 46

– Оставьте их, сударь, оставьте, они жестоко обманули меня. Если бы моя милая дочь была настолько виновна, как они мне сказали, разве согласились бы вы просить ее руки для своего сына?! Они прервали счастье дней моих, лишив меня моей Эмилии... Оставьте их...

Преступные братья вынуждены были уйти: от ярости они метали громы и молнии. Граф сообщил господину де Турвилю о зверствах его сыновей и об истинных провинностях его дочери. Президент, видя несоответствие между незначительностью проступков и тяжестью наказания, поклялся, что отныне не желает знать сыновей своих. Граф постарался успокоить его, обещая, что сделает все, чтобы изгладить из его памяти все эти страшные воспоминания.

Неделю спустя была отпразднована свадьба. Братья не изъявили желания на ней присутствовать, и без них вполне обошлись. На их же долю выпало лишь презрение ближних. Господин де Турвиль довольствовался тем, что приказал им держать язык за зубами под угрозой их заточения. Те приумолкли, однако не переставали при этом кичиться и осуждать снисходительность отца. И те, кто узнал про эту злосчастную историю, ужасались, представляя себе ее чудовищные подробности.

О Небо праведное, какие гнусности позволяют себе творить те, которые берутся карать за чужие проступки! Верно утверждение, что такого рода низости – излюбленные приемы исступленных и тупоумных приспешников слепой Фемиды, вскормленных нелепым ригоризмом, с детских лет ожесточившихся против криков обездоленных, чуть ли не с колыбели запятнавших руки кровью, изрыгающих хулу на все и вся и учиняющих Бог весть что. Они воображают, что единственный способ прикрыть их тайные подлости и открытые злоупотребления – это выставлять напоказ свою непреклонную твердость. Уподобляясь внешне безобидным гусям, имея нутро тигров, оскверняя себя злодействами, они внушают почтение лишь глупцам. Людям же разумным противны как их постылые принципы и бесчеловечные законы, так и вся их ничтожная сущность.

Огюстина де Вильбланш, или любовная уловка

– Псевдофилософы, стремящиеся лишь к анализу, но отнюдь не к постижению сути вещей, очень любят поразглагольствовать об одном из природных отклонений, обнаруживающем в себе особую странность, – говорила как-то одной из своих ближайших подруг мадемуазель де Вильбланш, та, о которой мы собираемся побеседовать. – Речь идет о своеобразном пристрастии женщин определенного склада ума и определенного темперамента к особам своего пола. Еще задолго до бессмертной Сапфо и в последующие времена не было ни одной страны на свете и ни одного города, где не встречались бы женщины с такой причудой: могущество ее настолько очевидно, что разумнее было бы обвинить природу в чудачестве, нежели тех женщин в преступлении против природы. Тем не менее их беспрестанно порицают. И, не отличайся наш слабый пол отсутствием властности и амбиций, кто знает, не нашелся ли бы какой-нибудь очередной Кюжас, Бартол или Людовик IX, готовый изобрести против этих несчастных чувствительных созданий законы о казни на костре, похожие на те, что им взбрело в голову издать против мужчин, устроенных столь же неординарным образом, мужчин, которые по не менее значимым для них соображениям ищут общества лишь себе подобных и считают, что разнополая связь, весьма полезная для процесса размножения, может играть куда менее заметную роль в достижении наслаждения. Похоже, Господь не имеет ничего против того, что мы в этом процессе не принимаем никакого участия... Не так ли, милая моя? – продолжала прекрасная Огюстина де Вильбланш, осыпая подругу несколько подозрительными поцелуями. – Однако вместо костров, вместо презрения и язвительных насмешек – этих уже изрядно притупившихся в наше время орудий, – разве не было бы гораздо естественнее в поступке, совершенно безразличном и для общества и, быть может, для Бога и куда более полезном для природы, нежели это принято полагать, усматривать возможность для каждого жить на свой лад?.. Что страшного в этом отклонении?.. В глазах истинного мудреца может показаться, что оно способно предвосхитить другие, более существенные, однако мне никогда не докажут, что оно влечет за собой нечто действительно опасное... Неужели, правый Боже, стоит бояться, будто капризы отдельных индивидов того или иного пола приведут к концу света и пустят по ветру весь бесценный род человеческий, будто мнимое преступление несодействия размножению сотрет человечество с лица земли? Если хорошенько поразмыслить, становится ясно, что природа абсолютно равнодушна ко всем этим надуманным потерям. Она не только не осуждает, но, напротив, тысячами примеров подтверждает, что желает и даже жаждет их. Если бы эти утраты раздражали ее, разве сносила бы она их тысячи раз, разве допустила бы, будь для нее настолько важно деторождение, чтобы женщины были для него пригодны лишь треть своей жизни и чтобы, вырвавшись из-под власти природы, половина произведенных ею существ отличалась бы вкусами, противодействующими приросту потомства, в чем она тем не менее испытывает настоятельную нужду? Вернее сказать, что природа лишь позволяет видам размножаться, а вовсе этого не требует и, твердо уверенная, что всегда будет существовать больше индивидов, нежели ей необходимо, весьма далека от того, чтобы противиться наклонностям тех, у кого деторождение не в почете и кто испытывает к нему отвращение. Ах! Предоставим нашей доброй прародительнице действовать по своему усмотрению и снова убедиться: запасы ее неисчерпаемы; все, что мы ни предпримем, не нанесет ей ущерба, и мы не в силах совершить преступление, посягающее на ее законы.