Читать «Личный архив полковника Арчи» онлайн - страница 2

Артур Романов

Итак диагностируем - шизофрения. Можно конечно присовокупить к этому слову длинную формулировку, которая объяснит причину её возникновения, но это ничего не изменит. Шиза она и есть шиза, что бы не было причиной.

Лечение - ... Ладно, хоть себе не ври. Отлично знаешь, что шизофрения не лечится. Что же делать ? Ага, вот он и встал этот извечный национальный вопрос, который на Руси задает себе не одно поколение. Обратиться к коллегам и попытаться затормозить процесс ? Тогда конец карьере. А жить на что будешь, детей кормить ? Нет, исключено. Да не нервничай ты! Пока что обострений нет, значит ещё некоторый период мы сможем это скрывать. Что-нибудь придумаем. Стоп! С кем это я разговариваю ? Похоже с самим собой. Раздвоение личности ? Да, оно хоть и слабо выраженное. А ведь раньше ты себе такого не позволял... Ну да ладно. В конце-концов с кем ещё можно это обсудить ? И между прочим выкарабкаться из этого дерьма - это дело чести для врача-психиатра.

Опа! Вот оно. Опять началось! Стоило всего-навсего какую-то лишнюю секунду задержать взгляд на своем отражении в зеркале, как оно изменилось и приняло до боли знакомый облик - тот самый, который мне доводилось видеть лишь один раз - в детстве. Вместе с родителями я жил в маленьком северном поселке на краю того, что называется Большой землей. В период летних каникул мы, вся немногочисленная ребетня военного поселка, были предоставлены сами себе и все свободное время пропадали либо в лесу, либо в сопках. А в тот день я был один, сидел на берегу бурной речушки и наблюдал за своим отражением в воде. В какой-то миг мне показалось, что я вижу в ней не себя. Вернее себя, но какого-то другого. Мне было на вид лет тридцать пять. Волосы были коротки до безобразия и выстрижены двумя бороздами от лба к затылку. Однако это придавало виду воинственность, а отнюдь не панковатость. От мочки левого уха к правому плечу тянулся еле заметный шрам. На том мне была кольчуга и медальон с руническим знаком. Чисто визуально я запомнил его и много позже узнал, что тот знак был ничем иным, как печатью Одина - главного в сонме скандинавских богов. Руки были оголены и лишь на запястьях обоих красовались кожаные браслеты утыканные шипами. В этот раз мне удалось разглядеть и то, что вся прочая их площадь испещрена цветными наколками на все ту же скандинавскую тематику. Как и в детстве он смотрел на меня и, казалось, понимал так же как и я что мы с ним - одно и то же. Удивление на его лице было под стать моему. Но стоило сморгнуть и в зеркале я снова вижу себя в привычном белом халате. В памяти всплывает череда событий из детства, которые я не мог объяснить тогда и даже сейчас смогу сделать это весьма поверхностно. Три случая не повлекшие за собой моей преждевременной кончины по непонятным для детского сознания причинам. Как я уже сказал, мы в годы ранней юности были предоставлены сами себе. В то время как сверстники наслаждались сомнительными благами цивилизованной жизни далеко от того места, куда волею судеб занесло нас, мы черпали свою жизнь полными чашами из того мира, что зовется миром природы. Однажды, летом, случилось мне тонуть в болоте и не было никого, кто мог бы как-то помочь. Вообще случай весьма редкий по той простой причине, что в тех болотах и корове утонуть проблематично не то, что двенадцатилетнему ребенку. Не болота, а так - название одно. А тут затянуло, что называется конкретно - по пояс и ничего вокруг, за что можно было бы уцепиться. И тут одна березка, что росла возле самой топи, протянула мне одну из своих нижних веток. Раздумывать было некогда, я уцепился за неё и вылез из трясины. Первой моей мыслью было то, что ветку я попросту не заметил сразу, но присмотревшись увидел - она протянулась над берегом в трех метрах от того места, где за мной остался след на зеленоватой поверхности. Это было первым серьезным потрясением в жизни. Об этом случае не узнал никто. В ту же зиму с одним моим товарищем мы возвращались в городок и решили сократить путь, перейдя через реку. Стоял декабрь и ледяной панцирь, сковавший воду на реке часто достигал дна. А мы умудрились провалиться под лед. Помню только как меня затянуло под лед, я захлебнулся и потерял сознание. Через некоторое время я пришел в себя шагах в двадцати от того места. Одежда покрылась ледяной коркой, но у меня хватило сил на то, что бы добраться до городка и поднять тревогу. Моего товарища нашли только поздней весной, когда лед сошел в пятнадцати километрах вниз по течению. Третий случай, венчавший всю эту эпопею произошел ровно через год, опять же зимой. С моим лучшим другом, Санькой Замятиным или просто Замом, мы любили выбираться куда-нибудь подальше от городка на лыжах. В свое время мы облюбовали подножие одной сопки. Мы прокатали на ней весь день. Стало смеркаться, крепчал мороз. Решено было возвращаться. Мы спустились с уступа "по последнему разу" и я уже успел встать на лыжню, как вдруг, Зам задержал меня и указал рукой на вершину сопки - там неподвижно застыла фигура исполинского, на сколько можно было судить снизу, белого волка. До нас донесся его вой,который через секунду поддержал целый хор. Судя по звуку волки были вокруг нас. Точно - какую-нибудь минуту спустя вокруг нас сомкнулось кольцо. Мы с Замом инстинктивно встали спиной к спине, не имея ни малейшего понятия о том, что можно сделать в такой ситуации. Волки не скрывали своих намерений, но и не торопились. Я бросил взгляд на вершину фигура исчезла. Да они ждали своего вожака. Он вихрем слетел с вершины, ворвался в круг и ощетинившись поднял морду по направлению к нам. Он нюхал. Какое-то мгновение и шерсть на загривке опустилась. Великолепный Белый Вожак рявкнул на осмелившихся приблизится к нам слишком плотно собратьев и те, поджав хвосты, отскочили прижав уши, как побитые собаки. Он немного походил вокруг нас, понюхал причем совсем без злобы и вскоре повернувшись к нам задом увел за собой всю стаю. А мы благополучно добрались до дома и вскоре забыли об этом.