Читать «Солженицын и Сахаров» онлайн - страница 151

Такое же отношение автора к "потоку 1937 года" мы ощущаем и на страницах второго тома "Архипелага". Солженицын с явным удовлетворением и даже злорадством приводит фамилии десятков крупнейших деятелей коммунистической партии, расстрелянных в 1937-1938 гг. по приказу Сталина. Они-то уж заслужили свою участь, они получили то, что готовили и делали для других. "Если на молодого Тухачевского, - пишет Солженицын, - когда он победно возвращался с подавления разоренных тамбовских крестьян, не нашлось на вокзале еще одной Маруси Спиридоновой, чтоб уложить его пулею в лоб - это сделал недоучившийся грузинский священник через 16 лет" (С. 327).

Но мы никак не можем разделить этих настроений и высказываний Солженицына.

Во-первых, никак нельзя игнорировать, что среди погибших в 30-е годы руководителей были люди, далеко не одинаковые не только по своим личным качествам, но и по степени своей ответственности за преступления предшествовавших лет. Здесь были люди, уже глубоко переродившиеся, уже захваченные сталинской системой настолько, что они, не рассуждая, выполняли самые жестокие и бесчеловечные приказы, не думая ни о стране, ни о народе, а только о себе и своей власти. Эти люди не только выполняли приказы, но и сами "проявляли инициативу", помогая Сталину и органам НКВД "разоблачать" и уничтожать "врагов народа". Но было немало людей, которые ошибались, которые были одновре

201

менно и орудием, и жертвой другого культа - культа партийной дисциплины. Среди них было много честных, самоотверженных и смелых людей, которые слишком поздно многое поняли. Было немало думающих и мучающихся тем, что делается в стране, но веривших и партии, и партийной пропаганде. Вероятно, можно говорить сегодня об исторической и политической вине всего партийного актива за события 20-х и 30-х годов. Но никак нельзя всех этих людей огульно зачислять в преступники, получившие по заслугам. Судьба большинства революционеров-большевиков остается одной из самых страшных трагедий в истории нашей страны, и мы никак не можем поддержать Солженицына, который с издевкой предлагает писать в некрологах, помещенных в нашей печати, вместо слов "трагически погиб в годы культа личности" слова "комически погиб"... Лучшие русские писатели никогда не позволяли себе глумления над мертвыми. Вспомним Пушкина: "Риэго был пред Фердинандом грешен. Согласен я, но он зато повешен. Пристойно ли, скажите, сгоряча, ругаться нам над жертвой палача".

Еще при чтении первого тома "Архипелага" меня неприятно удивили слова Солженицына, что мысль об унижениях, которым подвергся в Бутырской тюрьме перед расстрелом нарком юстиции Н. Крыленко, обрекавший ранее на эти унижения других людей, - что эта мысль как-то "успокаивала" Солженицына во время описания судебных процессов, на которых Крыленко выступал обвинителем. Думается, что такая позиция автора очень далека от простой человечности, не говоря уже о тех христианских принципах "всепонимающей мягкости" и "некатегоричности суждений", которые декларирует Солженицын в конце второго тома.