Читать «Люди лунного света» онлайн - страница 155

На свою особенность ("S") он смотрел сперва просто, но

-------------

(продолжение сноски со стр.376)

его и сказал: "Ну, что делать, я вас переведу в глухой приход, и там разговоров не будет". Т. е. позволил епископской властью. Другой подобный случай был с одним южно-русским епископом: его полюбила одна (увы, замужняя) женщина и, оставив мужа (чиновника не крупного), следовала за епископом, куда его ни переводили. Мне передавали о грубых словах ("возите с собой бабу"), в которых кричал на него Победоносцев, уволивший его "на покой". Но другие епископы мне о нем говорили, качая головой: "И какой он прекрасный человек, воспитанный, деликатный, к священникам был милосердый". Явно, не будь святого гонения, они "товарищеской иерархией" смежили бы глаза на "случай" и "исключение". Точно так же следует, "не споря с канонами" и не "нарушая закон", - вообще погружать в темноту и безмолвие "случаи", никогда не расторгать счастливых супружеств, как бы "неправильно" они ни были заключены, и расторгать все несчастные; внебрачных детей "привенчивать" (как было постоянно но Петра Великого)... Века через два тогда картина семьи вовсе бы изменилась, и изменилась без всякого "консисторского скрипа" около нее. Последний идеал, однако, полное восстановление библейской семьи, библейского многочадия, гладкости и тишины. Сюда надо внести правило: "надломленной трости не преломи". В. Р-в.

1 Ведь он активный и, след., женского в нем ничего и не должно было быть. В. Р-в.

2 Вот люди или, вернее, категория людей, которые и по Библии "первые изобрели музыкальные инструменты", и мастерство "ковать", и Построили "города"... В. Р-в.

3 Совсем "начало цивилизации": эй, да ищите же вы, историки, начало великих городов и замечательных царств не в "преимущественном географическом положении реки Тибра", а в урнингах, в средних формах пола, в странном осложнении их талантом, музыкальностью и художеством. В. Р-в.

377

чем более приглядывался к себе самому и к людям, ему подобным в половом отношении, тем более отвращался от своей организации, ужасался своих влечений и теперь не может говорить о них без слез и содрогания. Чувство глубокой оторванности от всего человечества, от чина природы, от естества - не покидает его, и на лице его всегда какая-то тень, тревога, печать. Это совсем не чувство сердечного покаяния (есть у него и оно), но внутренний протест и темная тайна. Что есть что-то за ним, это, как я заметил, чуют люди; и многие, особенно женщины, выражали мне о нем свое недоумение: - "Что-то есть на душе". - "Что с ним такое". - "Совесть не чиста". А он сам говорил мне не раз, что посторонний взгляд сего не усматривает и не усмотрит, но они, "свои" с первого же момента угадывают своего: "какая-то словно искра проходит" и неудержимо начинает влечь к греху, вопреки воле, рассудку, убеждениям и даже чувству. Но, по его словам, у всех людей такой организации на лице словно "каинова печать", и по ней-то он и понял, что их жизнь - Богопротивная, мерзкая, преступная, хотя и сам не может сказать, в чем именно она такова, или, лучше сказать, его объяснения слишком формальны и заимствованы из "нравоучения". Он уверен, что с женитьбой все это пройдет, и именно из-за этого очень хочет женитьбы. Но остаться в тяжелом материальном положении, избалованный монастырем, тоже не решается и мечется, не находя себе покоя, и страдает ужасно. Довольно давно уже послушник этот решил во всяком случае отвратиться от тех своих влечений, и держится на этом, кажется, без слишком больших усилий.