Читать «Дневник (1887-1910)» онлайн - страница 35

22 февраля. Невыносимо, как разговор о "божественном Вергилии". Вот она, традиция, вся тут! Чти отца твоего, и матерь твою, и Вергилия.

1 марта. Он своего добьется, он в этом уверен, но не сразу, не молниеносно. В конце концов его имя займет свое место среди тысячи других вполне солидных имен. И слава его будет подобна не сразу вспыхивающему стогу соломы, а сырым дровам, долго-долго тлеющим в печи.

12 марта. Вчера вечером обед у Кола, мудреный обед, где крепкие напитки перемежались острыми блюдами; обед неосновательный, а на десерт спор о социализме, и тут господин Клеман, который жрал, не переставая, целых два часа подряд, показался мне жирным боровом, который раскидывает рылом шелудивых собак.

13 марта. Народу столь же полезно бояться войны, как отдельному индивидууму - смерти.

14 марта. Прочел "Потребность любви" Поля Алексиса. Новеллы тяжеловесные, бессодержательные, фраза бесцветная. Бог с ним, с этим господином. Он видит вещи, как близорукий, то есть хорошо видит вблизи всякую мелочь и полагает поэтому, что у него острый и верный глаз.

* Пьер начал ходить. Шагов десять он делает без посторонней помощи, потом шлепается на попку, хохочет и бежит, когда до маминых колен уже недалеко.

* Мы непрерывно и настойчиво проявляем свои пороки и все-таки успеваем презирать всех ближних.

17 марта. Я переживаю отвратительный период. Все книги мне противны. Я ничего не делаю. Больше чем когда-либо мне ясно, что я ни к чему не пригоден. Чувствую, что ничего не добьюсь, и строки, которые пишу, кажутся мне ребяческими, нелепыми, а главное, совершенно ненужными. Как выйти из этого? Остается одно - притворяться. Я запираюсь на целые часы, и все думают, что я работаю... Возможно, меня жалеют, кое-кто мной восхищается, а мне скучно, я зеваю, в глазах мелькают желтые отсветы, желтушные отсветы моей библиотеки. У меня жена - сильное, нежное, жизнерадостное существо, младенец, которого можно показывать на выставках, а я не способен наслаждаться всем этим. Я отлично знаю, что такое состояние души не может долго длиться. Вновь я обрету надежды, мужество, вновь сделаю над собой усилие... Если бы только эти признания послужили мне на пользу! Если бы я сделался великим психологом, великим, как Бурже! Но я не верю, чтобы во мне было заложено столько жизненных сил. Я умру до срока или сдамся и превращусь в алкоголика, опьяняющегося грезами. Лучше уж тесать камни на дороге, пахать землю. Значит, вся жизнь, долгая ли, короткая ли, пройдет в разговорах о том, что лучше было бы заняться другим? К чему эта мертвая зыбь в душе, эта толчея страстей? Наши надежды точно морские волны: отступая, они обнажают уйму тошнотворного - грязных ракушек и крабов, вонючих крабов морали, которые боком, ползком тянутся за волнами. Как бесплодна жизнь неудавшегося литератора! Я умен, господи, умнее других! Это очевидно, ведь я могу прочесть "Искушение св. Антония" и не заснуть. Но мой ум подобен потоку, который мчится, бесполезный, никому не ведомый, там, где мельница еще не поставлена. Да, это так, я еще не нашел своей мельницы. Да и найду ли когда-нибудь?