Читать «Дневник (1887-1910)» онлайн - страница 176

19 ноября. Гостям подавали обильный завтрак, после чего хозяин начинал читать свои произведения, на все засыпали от сытости.

* Бывают дни, когда мне начинает казаться, что я первый увидел жизнь.

20 ноября. Из всех состояний своей души предпочитаю снег.

21 ноября. Часы, когда внимание подобно ослу, которого тащат за поводок, а он ни с места.

* Творение должно рождаться и расти подобно дереву. В воздухе нет правил, невидимых линий, по которым будут точно располагаться ветви: дерево выходит из семени, где оно заложено все целиком, и развивается вольно на вольном воздухе. Это садовник набрасывает планы, пути развития и губит дерево.

* Флюгер замирает, как будто он способен погружаться в размышления.

* Хриплый лай пилы.

24 ноября. Лежа в постели, я изливаю свою скорбь. Для художника нет выхода в этом литературном мире, где все достается ворам. То, что создает художник, не может его прокормить... Я жалуюсь, а Маринетта садится ко мне на постель и время от времени повторяет:

- Вставай, милый.

28 ноября. "Женитьба Фигаро": чистейший шедевр, легкий, как воздух всех времен.

29 ноября. Книга, которая растет разом во все стороны. Сегодня она дерево. Вчера она была самим заходящим солнцем. Завтра будет животным, людьми.

1 декабря. Общество писателей. Ришпен, истинный полубог, даже кудри вьются. Мишель Карре, получивший бессмертье благодаря поэтическому дару Ришпена. Марсель Прево, покровитель юных дев. Капюс, чьи поры сочатся ложью. Бесконечно милый Тристан Бернар. Эрвье - старый академик.

О, этот усталый, лицемерный и вульгарный мирок!

Единственно, что искренне, - это желание поговорить. Иначе все эти непроизнесенные речи превратились бы в желчь.

3 декабря. О, кротчайшая греза, ты извинение моей лени.

О, легкие, как бабочки мысли, летите, спешите прочь. Если я вас поймаю, если я приколю вас кончиком пера к листу бумаги, вам будет слишком больно.

* Даже в Париже я обнаруживаю деревню. От проезжающей мимо повозки сотрясается дом, и всякий раз что-то начинает в стене петь, как сверчок.

5 декабря. О Тристане Бернаре.

"Уважаемые коллеги по перу.

В конце нашего последнего собрания мой учитель и друг господин Жан Ришпен бросил мне: "А вы, Ренар, ничего не сказали!" Не знаю, заключался ли в этих словах упрек или похвала.

Действительно, в тот раз я не взял слова. Все слова уже взяли другие, и львиную их долю, говорю это не в осуждение, - Анри Бернштейн, чьи залпики вы, надеюсь, не забыли. Я ничего не сказал, но я дал понять, что намерен голосовать против раскольников, в числе коих находится мой лучший друг Тристан Бернар. Свое обещание я выполняю сегодня. Все эти две недели я спрашивал себя, совершу ли я акт мужества или проявлю трусость, учитывая дружбу, связывающую меня с Тристаном. Я не пришел ни к какому определенному выводу. Моя совесть ничего мне не подсказывает. Бывают минуты, когда совесть чадит.

Но вот что я утверждаю, в чем я уверен - так это в том, что я голосую, проникшись интересами нашего цеха, духом защиты, поскольку я являюсь частью драматического монолита, то есть нашего Общества, которому я приношу самую искреннюю благодарность. Таким образом, я из личных интересов и эгоизма голосую за Общество и против Тристана Бернара. Вы, крупные драматурги, вы даже представить себе не можете, чем обязан вашему Обществу такой писатель, как я, такой мало угрожающий вам деятель. Я подсчитал, что до сего дня мои книги принесли мне ровно столько, чтобы оплатить керосин для лампы, и что самый короткий акт пьесы приносит столько... сколько требуется, чтобы прожить год, а то и два и иметь возможность писать новую книгу.