Читать «Дневник (1887-1910)» онлайн - страница 160

* У нищеты есть маленькая сестрица, которая всегда при ней и которая ее тайком утешает, - беспечность.

29 ноября. Шекспир. Король Лир - сумасшедший, который, прежде чем стать сумасшедшим, делает глупость. Это слишком ярко размалеванный лубок. Ледяные восторги. Аплодируют Жюссому и стараниям Антуана. Отрадно видеть, что чувство выработало себе вкус. Нас теперь не удивишь этими карточными дворцами.

1 декабря. Жорес: "Шекспир яснее и более латинянин, чем принято думать. Гамлет человек неглубокий, это скорее несчастный юноша, надорвавшийся под бременем непосильного для него дела".

* В редакции. Дюжина молодых людей работает и болтает. Свет электрических рожков. Южный говор. Я чувствую себя крайне смущенным. К счастью, имеется камин, о который можно облокотиться.

Ждут Жореса. Он произнес в палате великолепную речь в честь Жанны д'Арк и спас Шомье. Он действительно написал письмо Деруледу. Все поражены. Секретарь показывает нам рукопись. Он ее хранит. Я дорого бы дал за один из этих трех листков, исписанных размашистым почерком без помарок. Некоторые критикуют решение Жореса, кто-то утверждает, что Дерулед выстрелит в воздух, как он уже поступил в случае с Клемансо.

Жорес подходит ко мне, пожимает руку, а я ему говорю:

- Пока будет тянуться вся эта нелепая история, ваши друзья не смогут вас любить и вами восхищаться.

- Это было бы мне неприятно, - говорит он, - но я прав. Я все обдумал, я больше так не могу. С некоторых пор я чувствую их постоянно за своей спиной; из-за меня они готовы оскорбить и мою жену, и мою дочь. Я получаю гнусные письма. Я чувствую, как сползаются все эти слизняки. Мне кажется, что я покрыт плевками. Я хочу пресечь это одним движением; оно, быть может, и нелепо, но необходимо. Пусть не думают, что все позволено, что можно меня выставить на всеобщее осмеяние в дурацком колпаке.

- Сократ не стал бы снимать дурацкого колпака и сказал бы несколько замечательных вещей. Если бы вы прочитали десяток стихов Деруледа, вы не захотели бы ему писать.

Жорес смеется и говорит:

- Вы должны нам что-нибудь дать на эту тему для "Юманите".

- Вы думаете только о ваших врагах, а не о друзьях. Вы забываете о той толпе в Трокадеро, которая приветствовала вас вчера вечером. Никто из друзей не одобрит вашего поступка.

- Я думаю обо всех, - говорит он.

Следовало сказать ему: в сущности, вы не настоящий социалист. Вы гений социализма.

- Вы когда-нибудь уже дрались на дуэли?

- Да как сказать, - отвечает он.

- А вы, оказывается, настоящий исповедник, - отвечает мне секретарь Жореса.

- Он меня исповедует в грехах, которых я не совершал, - говорит Жорес.

- Простите мою нескромность.

- Да что вы, помилуйте.

Он пожимает нам руки и уходит. На улице он обгоняет нас с Атисом, и мы его останавливаем.

- Вы хотите мне еще что-нибудь сказать?

- Нет, надеюсь, я не сказал ничего для вас неприятного.

Он уверяет, что нет, и мы идем рядом.

О дуэли мы больше не говорим. Он спрашивает, как прошел "Король Лир". Потом:

- Все-таки мы спасли Шомье. Спасли, но скомпрометировали. Он, в сущности, признался, что был не прав.