Читать «Дневник читателя» онлайн - страница 71
Вячеслав Пьецух
Особенно зашорен и до капризности неуступчив Лев Николаевич был в отношении венца своей религиозной доктрины – идеи непротивления злу насилием, то бишь даже не до капризности – до смешного. Однажды какой-то студент из Тулы, исповедовавший толстовство, прямодушно его спросил:
– А что, Лев Николаевич, если на меня набросится тигр? Вот так просто и отдаться ему на съедение?
Толстой ответил с самым серьезным видом:
– Да откуда же в нашей Тульской губернии взяться тиграм?!
– Ну а все-таки! Предположим, на меня нападает тигр...
– Да откуда же в нашей Тульской губернии взяться тиграм?!
– Ну а все-таки!
– Да откуда же в нашей Тульской губернии взяться тиграм?!
И так до полной невозможности продолжать теоретическую беседу.
Видимо, Лев Николаевич чувствовал-таки слабинку в своем учении, его неполную защищенность, но тем настойчивее он проталкивал его в жизнь. В отличие от чистых философов, мыслящих отвлеченно и в редчайших случаях проецировавших свои социальные теории на практику бытия, наш великий художественный мыслитель настойчиво прививал на российской почве свое новое христианство – так наши политики внедряют разные новшества и реформы: чуть придет на ум какая-то социально-экономическая идея – сейчас ее в массы, невзирая ни на какие реальности, закономерности и противопоказания этического порядка. Ведь он не только пропагандировал толстовство путем печатного слова, хотя уже и «слово его было властью», как сказано у Луки, но и сам пахал, косил, учил грамоте крестьянских детей, тачал сапоги, шорничал, прибирался у себя в комнате и принимал исключительно растительную пищу, отчего постоянно страдал желудком. И это живя среди изящно одетых полубездельников, любящих покушать и все такое прочее, владея огромными поместьями и миллионным состоянием, будучи, сдается, крупнейшим писателем в истории человечества, да еще существуя в условиях государственности, разве что приличной скотоводческим племенам. Товарищи по перу за него от чистого сердца переживали, зачем он не пишет художественное и выставляет себя на посмешище дуракам, окрестные крестьяне подозревали его в двуличии, дети косились, а супруга, Софья Андреевна, бывало, подначивала за обедом: