Читать «Стихи Веры Полозковой разных лет» онлайн - страница 14

Так что я уеду – уже ключи,

Сидиплеер, деньги, все, сопли вытерли –

И – Стрелой отравленной – москвичи,

Вы куда, болезные, уж не в Питер ли?..

1 июля 2004 года.

@@@

.П.

Тяжело с такими ходить по улицам –

Все вымаливают автографы:

Стой и жди поодаль, как угол здания.

Как ты думаешь – ведь ссутулятся

Наши будущие биографы,

Сочиняя нам оправдания?

Будут вписывать нас в течения,

Будут критиков звать влиятельных,

Подстригут нас для изучения

В школах общеобразовательных:

Там Цветаевой след, тут – Хлебников:

Конференции, публикации –

Ты-то будешь во всех учебниках.

Я – лишь по специализации.

Будут вчитывать в нас пророчества,

Возвеличивать станут бережно

Наше вечное одиночество,

Наше доблестное безденежье.

Впрочем, все это так бессмысленно –

Кто поймет после нас, что именно

Петр Первый похож немыслимо

На небритого Костю Инина?

Как смешно нам давать автографы –

И из банок удить клубничины?

Не оставят же нам биографы,

Прав на то, чтобы быть обычными.

Ни на шуточки матерщинные,

Ни на сдавленные рыдания.

Так что пусть изойдут морщинами,

Сочиняя нам оправдания.

15 июля 2004 года.

@@@

В схеме сбой. Верховный Электрик, то есть,

Постоянно шлет мне большой привет:

Каждый раз, когда ты садишься в поезд,

У меня внутри вырубают свет.

Ну, разрыв контакта. Куда уж проще –

Где-то в глупой клемме, одной из ста.

Я передвигаюсь почти наощупь

И перестаю различать цвета.

Я могу забыть о тебе законно

И не знать – но только ты на лету

Чемодан затащишь в живот вагона –

Как мой дом провалится в темноту.

По четыре века проходит за день –

И черно, как в гулкой печной трубе.

Ходишь как слепой, не считаешь ссадин

И не знаешь, как позвонить тебе

И сказать – ты знаешь, такая сложность:

Инженеры, чертовы провода…

Мое солнце– это почти как должность.

Так не оставляй меня никогда.

Ночь с 21 на 22 июля 2004 года.

@@@

И даже когда уже не будет сил, и у сердца перестанет хватать оперативной памяти, и аккумуляторы устанут перезаряжаться, а от количества имен и ников разовьется алексия – буквы откажутся складываться в слова и что-то значить, - и от мелькания лиц, рук и щек, подставленных для поцелуя, полопаются сосуды в глазах, а голоса и интонации забьются просто глухим далеким прибоем где-то вне сознания – даже тогда, за долю секунды до полной потери сигнала, за миллиметр до идеальной ровности зеленой линии электрокардиографа – из реальности, почти потерявшей контуры и формальное право существовать, вынырнет чье-то лицо, по обыкновению устремится куда-то в район ключиц, захлопает ладошками по спине и впечатает в мозг – ПРИВЕТ!!! Я ТАК СОСКУЧИЛАСЬ!!!

И из выпростанных, выпотрошенных, вывернутых недр отзовется – да, я тоже люблю тебя.

И это снова будет не конец.

И – выжатость, конечно, высосанность через сотни трубочек: чем больше любимых тобою, тем больше завернутых в коробочку лакомых кусочков себя ты ежедневно раздариваешь. Тем больше матричных проводов у тебя в теле – тех самых, что, сочно причмокивая, качают из себя драгоценные животворные токи.

Но если отсоединить их все – отечешь, распухнешь и лопнешь: все твои железы – с гиперфункцией, всех твоих соков – через край; так и задумано было – говорила же, проклятие.