Читать «Открыватель визиологики» онлайн - страница 3

Борис Письменный

Где-то, еще в туннеле, поезд дернулся, резко затормозив. Нигериец, виновато закатив белки, налег на Матвея; он - дальше; так покатился, побратался весь ряд. Остановки случались и раньше. Минута, другая, поезд двигается опять. На этот раз все успели занять места, извиниться за пинки и толчки, поругать машиниста, но поезд стоял. Постукивал движок. Скоро и тот перестал. В тишине разговоры стихли. Перестали шелестеть газетами. Комариное дребезжание свербело из чьих-то наушников. Неприятная воцарилась тишина. В такой - неловко двинуться, ни слово сказать; остается - ждать, замереть. Прикрывали глаза, мол - окей, потерплю, и сразу же открывали с вопросом: Сколько можно стоять в этом склепе! Сквозь стену стоящих просунулась голова в завитушках. Плохо крашенная блондинка уставилась на Матвея. Как юный пионер, он встал, уступил свое место. - Молто грасиас, - прошептала женщина, обмахиваясь пустым пакетом модных магазинов Лорд-энд-Тейлор; молясь и причитая, должно быть, тому соответственное - О, Лорд и Тейлор, упаси нас, грешных...

Разом погас свет. Встал кондиционер. Наступила мертвая тишина. От приторной парфюмерии начинало мутить. С противоположной лавки несло рыбой. Пусть бы кондиционер только гудел, не работая, было бы за что ухватиться слухом, чтобы не думать о подступающем удушье. Матвей, с его скорым воображением, видел себя безжизненного, на грязном полу, склоненные над ним чужие лица, коловращение глаз... После чего они опять появились - его амебные фигуры сна, иероглифы странного языка. Распластанный на полу Матвей составлял одну фигуру из многих. Его пытались приспособить, приладить джиг-пазл не составлялся: его фигура не вписывалась в окружающие, чужие.

...Вечность спустя, крякнуло радио; раз, другой. И опять - тишина. Наконец, динамик зашуршал; появился слабый аварийный свет. Голос с негритянскими интонациями лениво произнес: - Дамы и господа, состав тронется, когда предоставится возможность...

В жарком подводном мраке качались тени, хватали ртами спертый воздух.

- В одном из вагонов... по независящим... - продолжил голос. - В общем скончался... Значит так, тут у нас один пассажир помер. Спасибо всем за внимание и имейте хороший день.

Кто-то в отчаянии бился, сопел; кто-то приоткрывал верховину вагонного окна. Стало хуже - потянуло жаром и гарью. Блондинка стонала; Матвея прошиб пот, путались мысли; дышать было нечем. Поезд стоял. Взахлеб заплакал ребенок; срывался в истерику. Так же чувствовал себя каждый в вагоне. Казалось, сейчас сорвется общая паника и тогда... Истекали одни сроки; подкатывали другие - угроза неизвестного возрастала... На крайнем пределе, если ни что иное, молитвы блондинки были услышаны - разом взревели моторы, вспыхнул свет. Тряхнуло. Тронулись. Пассажиры зааплодировали, как в самолете, произведшем посадку. Вокруг можно было видеть по-детски счастливые лица - нечастое зрелище в Нью-Йорке, особенно в сабвее.

В этот момент широко распахнулась тамбурная дверь, и некто долговязый вошел, декламируя: - Братья и сестры, перед вами - круглый сирота. Предан мамой, папой и Бельм домом... Матвей не раз уж встречал этого черного; у него были складные тирады с фальцетом; они могли бы сработать и в подмосковных электричках. - Помогая мне, вы спасаете себя. Очнитесь заблудшие души. Декламатор был в габардиновом плаще, явно с чужого плеча, одетом, похоже, на другой плащ. Из карманов торчал Нью-Йорк Таймс и детская бейзбольная бита. Вслед за чтецом, когда он уже гудел в соседнем вагоне, потянулись китайцы-коробейники с жизненноважными товарами: гуделками уйди-уйди, самозвенящей телефонной трубкой, для тех, кому никто не звонит, со жвачками и с мини-блокнотами... - Ван-далла, ван-далла... - механическими голосками объявляли китайцы единую, в доллар, цену.